Южный Урал, № 12 - [10]

— Знаешь, Наденька, я давно хотел с тобой серьезно поговорить.

— Мы ведь обо всем переговорили, — растерянно отвечает Надя.

— Нет, я давно хотел тебя спросить… — Лаптев замялся, — хотел спросить… как ты представляешь наши отношения дальше? Ты не думала серьезно о нашем будущем? Попросту говоря, — решительно передохнул Лаптев, — попросту говоря, насчет того, чтобы нам с тобой всегда быть вместе?

— Думала… — тихо и потупясь призналась Надя.

Лаптев не в первый раз начинает этот, такой важный для него, разговор. Но раньше Надя всегда отшучивалась, переводила разговор на другое или просто, смешно, по-детски надув пухлые губы, капризно умолкала.

Услышав на этот раз ее прямое признание, он затаил дыхание и ждал, что она еще скажет.

Но Надя молчала.

— Так как же, Надюша? Скажи, наконец, сегодня.

— Сегодня? — вздохнула Надя, чуть отстраняясь от его руки. — Сегодня мне не хочется говорить ни о чем серьезном. Хочется так вот идти и идти с вами под руку и не говорить, не думать.

— Правда, правда! — горячо заговорил Лаптев. — И мне также хочется идти и идти с тобой вместе… Только ведь дойдем вот сейчас до твоей калитки и все — тебя надо отпускать… Когда же все-таки не будет этого вечного расставанья?

— Завтра, — мягко проговорила Надя, ласково прикасаясь к руке Лаптева. — Сегодня у меня от этой музыки как-то странно на душе и хорошо, и тревожно… встретимся и поговорим.

— Хорошо, — говорит Лаптев. — Только чтобы завтра окончательно. Ладно?

— Ладно, — улыбается Надя. — Завтра окончательно.

— А нельзя, Надюша, — после минутного молчания начинает хитрить Лаптев, — нельзя сегодня приблизительно узнать, что ты мне завтра ответишь?

— Нет!

Прощаясь у калитки, с неохотой отпуская Надины руки, Лаптев еще раз радостно напоминает:

— Смотри же, Надюша, завтра! Не забудь!

— Хорошо, — тихо отвечает Надя, — хорошо, не забуду.

Быстро шагая от Надиной калитки, Лаптев широко улыбается показавшемуся над домами круглому равнодушному месяцу, ничего не подозревающему о его, Лаптева, счастье.

На другой день Лаптев явился задолго до гудка, наскоро проверил на печи приборы и решительно подошел к разобранной установке.

Если бы кто-нибудь внимательно присмотрелся к нему со стороны, увидел бы совсем другого Лаптева: не хмурого и всегда немного замкнутого, а веселого, с твердыми, решительными движениями, с довольным, открытым лицом.

Вчерашняя встреча с Надей, ее обещание преобразили Лаптева. Ему хотелось сделать что-нибудь смелое, значительное, выдающееся.

— Собственно говоря, — бормотал он сквозь зубы, обращаясь к злополучной установке, — потому тебя, матушка, и не могли заставить работать, что питали слишком большое уважение к тебе. Мы без лишнего уважения, по-мужицки, возьмем вот это, да и выкинем, — говорил он, отбрасывая в сторону сложную систему из трубочек, вынутую из одного баллона.

— А что? — усмехается Лаптев. — Выкинем и заменим одной сплошной трубой, как в наших современных установках.

Понравится? Не понравится… ясно! Не понравится, потому что в современной установке электрические нагреватели вдвое меньше, а тут слабенькие… Ну, что ж, мы и нагреватели увеличим. Возьмем вот здесь и вставим пару элементов, — чиркнул он мелом баллон. — А от этого ход газов не изменится? На здоровье, пускай меняется! Мы здесь вот возьмем переменим трубки концами — и пусть он, тот газ, теперь по ним ходит задом наперед…

Когда бригадир калильщиков — дядя Вася — пришел в цех, Лаптев стоял на коленях перед большим черным листом железа. Неровными, наспех начерченными линиями на листе была изображена схема установки.

За долгие смены, вместе с Лаптевым разбирая батарею, дядя Вася хорошо изучил ее устройство. Тогда же Лаптев рассказал ему и о другой современной установке, чертил ее схемы, и дядя Вася теперь мог бы хорошо отличить одну от другой.

Но приглядевшись внимательнее, он увидел тут, на листе, установку не похожую ни на ту, ни на другую. По внешнему виду, он узнавал цеховую установку, но вглядевшись во внутреннее устройство баллонов, начинал признавать установку современную, только большего размера.

— Тихон Петрович! — удивилась Елена Осиповна, входя в цех. — Сегодня мне в первую смену. Мы же вчера об этом с Капитолиной Кондратьевной договорились. Вы зачем явились?

— Лена! — обрадовался Лаптев. — Ну-ка иди сюда скорее, нам как раз тебя нехватает!

— Да что это сегодня с вами? — удивилась Елена. Привыкнув видеть Лаптева всегда хмурым и сосредоточенным, она немедля заметила его живость.

— Знаешь, Лена, что я тут придумал? — возбужденно продолжал Лаптев. — Мы используем эту установку и будем на ней делать светлую закалку коничек.

— Прямо на этой?

— Прямо на этой, — уверенно говорит Лаптев.

— Не зна-аю… — с сомнением протягивает Елена. — Капитолина Кондратьевна сколько с ней мучилась, и то ничего не могла добиться. А вы уж сразу и использовать.

— Капитолина Кондратьевна, говоришь?.. — задумчиво протянул Лаптев, как-то по-новому испытующе, холодным, чужим взглядом приглядываясь к нарисованной им схеме.

Чем дольше он ее рассматривал, тем больше начинал сомневаться в ее пригодности. «Да-а, действительно, — растерянно думал он, тяжело опускаясь на табуретку перед своей схемой, — что-то уж слишком просто получается. А как же Волоокова столько билась над ней, и такая простая переделка не могла придти ей в голову?