Южный Урал, № 10 - [22]

С первых шагов сознательней жизни Андрей, почувствовав отвращение к волчьей правде своего родного дома, попадает под влияние ссыльных революционеров. Первоначально он склоняется к народникам, но под воздействием большевика Русакова становится коммунистом. Андрей участвует в подпольной работе, в гражданской войне. Он любит большевичку Христину, с которой и соединяет свою жизнь. Его брат Сергей и отец оказываются в стане врагов.

В романе показан рост политического сознания беднейшего крестьянства и трудового казачества, которые под руководством коммунистической партии пришли к победе Великого Октября и, участвуя в партизанских отрядах, помогли Красной Армии изгнать белогвардейцев с Урала и Сибири.

Печатаемый отрывок из книги рисует годы гражданской воины на Южном Урале, показывает организующую роль большевистского подполья, одного из руководителей борьбы с врагами революции товарища Русакова с его боевыми друзьями.

В начале января девятнадцатого года военный патруль задержал на одной из улиц Челябинска солдата без документов и отправил его на гарнизонную гауптвахту. Рано утром арестованного вызвал дежурный офицер.

— Имя и фамилия?

— Иван Устюгов.

— Какой части?

— Сорок шестого полка.

— Звание?

— Рядовой.

— Почему оказались в Челябинске?

— Не хочу воевать.

— Дезертир?

— Как большинство солдат…

— Образование?

— Учительская семинария.

— Партийность?

— По убеждению коммунист, но в партии не состою.

— Причина?

— Не успел оформиться.

Офицер побарабанил пальцами по столу.

— Сотников! — крикнул он. Из соседней комнаты вышел унтер-офицер. — Отправьте к Госпинасу, — он кивнул на Устюгова и занялся бумагами.

Унтер-офицер вышел с Устюговым в караульное помещение, а через полчаса солдат в сопровождении конвоира шагал в контрразведку. Солнце только что всходило, и улица была безлюдна. Конвоир, простоватый парень из Бродокалмакской волости, недавно мобилизованный в армию, путаясь в долгополой шинели, делал сердитое лицо и покрикивал на арестованного.

— Шагай побойчее, нечего вывески-то читать, — видя, что Устюгов поглядывает по сторонам.

— Дружба, ты табак куришь? — обратился солдат к конвоиру.

— Курю, — ответил тот и, вспомнив про свои обязанности, строго сказал: — Ты поговори у меня, вот двину прикладом по затылку, так узнаешь, где раки зимуют.

— А я и так знаю, — добродушно ответил арестованный.

— Где?

— В Мыркае.

— А ты разве мыркайский? — круглое, почти детское лицо солдата расплылось в улыбке. — Глядикось, так ты стало быть мыркайский? А ты там Нефеда Игнатьича знаешь, он на выезде живет…

— Знаю, — спрятав улыбку, ответил Иван, — мы с ним вместе рыбачили.

— Вот диво-то! Он ведь мне дядя, — обрадованно произнес солдат.

Устюгов не слушал конвоира. Заметив невысокий забор, он кошкой метнулся к нему. Перевалившись через изгородь, он оказался в кривом переулке. Было слышно, как хлопнул выстрел. Устюгов, поспешно завернул за угол дома, вбежал во двор и, огибая надворные постройки, оказался на пустыре.

Конвоир, потеряв арестанта, с досадой покачал головой и, прислонившись к забору, стал вытряхивать снег из сапога.

Прошло две недели. В районе Зауральска появился небольшой партизанский отряд. По сведениям контрразведки, повстанцами командовал опытный военный по кличке «Калмык». Это был Иван Устюгов. Выглядел он внушительно. Опоясанный пулеметными лентами с автоматическим пистолетом в тяжелой кобуре с боку кожанки, с мужественным обветренным лицом, он казался с первого взгляда суровым и злым. Но партизаны любили своего командира за ум и находчивость.

Однажды на поиски Калмыка из Зауральска вышел карательный отряд полковника Окунева. Стояли сильные морозы. Деревья были в куржаке, и снег затвердел. Белые двигались по направлению села Николаевки, где, по сведениям разведки, находился Калмык. Когда передовые части подошли к поскотине, неожиданно из-за снежных сугробов грянул залп. О движении карательного отряда Калмык был осведомлен. Белые залегли. Началась перестрелка. Партизаны стали отходить к гумнам. На снежной равнине было видно, как партизаны поспешно отступали к селу. Не отрываясь от бинокля, полковник приказал окружить Николаевку, и колчаковцы стали сильнее сжимать кольцо.

Ответный огонь затих. Беляки подошли уже к окраине и заранее торжествовали победу. На гумнах и в селе было попрежнему тихо. Только где-то глухо тявкали собаки и порой раздавалось тревожное мычанье коров.

Вдруг овины точно ожили. Раскидав солому, партизаны высыпали навстречу колчаковцам. С крайнего пригорка затакал замаскированный пулемет, с тыла на карателей вылетела партизанская конница. Зажатые с двух сторон, беляки заметались.

— По контрреволюции огонь!

Из переулка ухнула самодельная пушка.

С красной повязкой на шапке впереди конницы летел Калмык. Широкое, скуластое лицо Ивана Устюгова было внешне спокойно.

— За власть Советов! — прогремел его голос и, смяв в отчаянной рубке ряды колчаковцев, Устюгов завертелся на своем коне в толпе опешивших беляков.

Спаслись немногие. Полковник Окунев, видя гибель своего отряда, помчался по дороге на Зауральск. В руки партизан попало четыре пулемета, несколько сот винтовок и два воза с патронами. Покончив с Окуневым, Устюгов повел отряд на соединение с Русаковым в леса «Куричьей дачи».