Южный фронтир: Россия — Украина — Донбасс - [18]

Практическая деятельность человека, по Декарту, должна основываться на этих принципах: человек не должен делать ничего такого, что он не может объяснить разумно. Декарт, разумеется, понимал, к каким крайностям может привести его философия, и добавлял, что следовать нравам и религии своей страны — самая разумная линия поведения для того, кто хочет проводить время в научных изысканиях, а не в препирательствах о бесполезных вещах с окружающими. Однако последователи Декарта на этой компромиссной основе не остановились. Из XXI века ретроспектива четырехвекового развития западноевропейской культуры видится как создание антропологического человеческого типа личности, которая принимает на себя трансцендентные функции, становясь центром мироздания вместо Абсолюта, занимавшего ранее это место в структуре культурного [Лосев 1993. С. 902]. Начало этого пути, как показывает М. Хайдеггер, именно философия Декарта, потому что у Декарта сущность, субстанция всего существующего, которая прежде понималась как материя, впервые понимается как человек [Хайдеггер 2003. С. 111 -115].

Итак, западноевропейская философия после Декарта сделала все крайние выводы из его принципов. Тезис Декарта о том, что человек должен полагаться только на то, что он сам разумно доказал и ясно понял, приводит к полному разрыву с традицией. В традиции накапливается социальный и культурный опыт поколений, закрепляются образцы социального действия, которые приносят успех в данном обществе, сохраняются те модели поведения, которые позволяют обществу действовать как целому в кризисной ситуации. Один человек, каким бы разумным он ни был, не в состоянии в краткий срок своей жизни повторить этот опыт, пусть даже только в уме, убедиться в его состоятельности и обосновать его с математической ясностью. Пока он будет это делать, пройдет его жизнь и время действовать, а вывод из первых оснований не будет закончен. Однако в индивидуалистической линии западноевропейской философии эти возражения не принимаются во внимание: человек должен делать только то, что он может объяснить и понять, а все остальное должно быть уничтожено, как ограничивающее его свободу.

Именно эта внутрикультурная интенция мобилизовала культуротворческие силы Европы на борьбу с католической церковью в Новое время и на борьбу с любой традицией вплоть до наших дней. В европейской культуре до сих пор сохраняется социокультурный вектор на разрушение любой традиции ради свободы индивида. Тем самым теряют социокультурную легитимацию все те культурные феномены, которые не вмещаются в индивидуальное сознание, и утверждается примат индивидуального над общим.

Декларируется, что это все делается ради свободы индивида. Однако что есть индивид вне общественных связей и вне той культуры, в которой он существует? Даже язык, на котором человек думает свои интимнейшие мысли, индивид не изобрел сам, он нашел этот язык в обществе и использует его, опираясь на опыт предыдущих поколений, в нем сохраненный. То же самое касается образов и идей, эмоций и концепций, норм и требований, с помощью которых человек структурирует свое внутреннее и внешнее личное пространство. Все это он берет из традиции, разрыва с которой хочет достичь. Разрыв какой-либо из культурных связей, отказ от какой-либо из культурных норм делает человека не свободней, а беднее. Такой человек перекрывает для себя самого источник неизвестных ему форм, которые уже выработали другие, и вынужден либо повторять заново уже проделанную работу, либо полностью отказаться от тех способов культурного бытия, которые существуют в культурной памяти.

Носители либеральной идеологии настаивают на том, что отказ от легитимации культурных норм свободным решением индивида приведет к застою и господству антигуманистических культурных форм, которые подавляют человеческую свободу. Однако в истории разных обществ налажены модели смены культурных норм и способы реализации социокультурных трансформаций. Эти методы социокультурной деятельности вырабатываются в ходе истории всем обществом, а не появляются в результате рационального исследования. Для русской культуры такой механизм смены культурных систем найден Б. А. Успенским в соавторстве с Ю. М. Лотманом и описан как дуальная модель русской культуры и ее функционирования [Успенский 1996b]. Подробнее эта модель будет рассмотрена в следующей главе.

Основной принцип, дающий культурную легитимацию новым нормам, основан на создании и сохранении социальных практик, которые способствуют выживанию социума и трансляции его культуры, а не на волевом решении отдельной личности. Новые практики получают культурное обоснование не потому, что отдельная личность рационально их обосновала, а потому, что они помогают решать новые задачи, стоящие перед всем обществом.

В культуре метамодерна господствующей тенденцией является признание искусственного происхождения любых традиционных культурных норм. Если под искусственным понимать неприродное, изобретенное человеком как небиологическим существом, то с этим согласится любой исследователь культуры. Однако в современных метамодернистских философских концепциях искусственность культурных норм подразумевает их оторванность от социальной жизни общества и полную управляемость: индивид является их изобретателем и создателем, индивид и может их разрушить, а раз может, то и должен, поскольку это мешает его свободе.