Южное направление - [13]
— Иосиф Виссарионович, только вы-то меня на ты называйте, — попросил я. — Вам можно. Да и мне приятнее, если на ты и по имени.
— Как скажешь, — усмехнулся Сталин. Посмотрев на меня, сказал: — Только не обессудь Володя, если на официальных мероприятиях стану называть тебя на вы и по имени — отчеству.
— На официальных, это само — собой, — кивнул я.
Конечно, переживу. Кстати, либо я уже привык к разговору, либо у Иосифа Виссарионовича снова исчез акцент? Все страньше и страньше.
Товарищ Сталин откинулся на сиденье и слегка прикрыв глаза негромко запел. Пел он хорошо — а какой грузин поет плохо?
— Сакварлис саплавс ведзебди,
Вер внахе дакаргуликхо,
Гуламосквнили втироди:
«Сада хар чемо Сулико»!
Послушав и уловив по мотиву, что эта песня о прекрасной девушке угнанной в османскую неволю, я принялся подпевать, стараясь петь потише:
— Увидал я розу в лесу,
Что лила, как слезы, росу.
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?
Вот так вот, под двухголосое пение «Сулико» на двух языках мы въехали в город Львов. Утром, когда я сюда приехал, а меня повезли в расположение шестой дивизии, времени и желания рассматривать город не было. А зря, между прочем. Львов — красивейший европейский город. Чем-то он напоминал Прагу, а может Вену или какой-нибудь другой европейский город, но у него есть свои неповторимые черты — барокко соседствует с ренессансом, готические соборы стоят неподалеку от православных храмов, помпезные здания, выдержанные в «казарменном» стиле эпохи Габсбургов «трутся» о модерновые постройки конца прошлого, то есть девятнадцатого века. Даже артиллерия Юго-Западного фронта, изрядно поработавшая накануне прорыва Красной армии, не смогла нанести существенных разрушений, хотя опытные архитекторы и считают, что лучшее средство внести изменения в архитектурный облик города — это хорошая артподготовка.
Я опасался, что наше транспортное средство вызовет нездоровое любопытство и насмешки, но нет. Народ не косился, смеха я тоже не слышал. Похоже, здесь никого не удивлял автомобиль запряженный лошадьми. А может, гарцевавшие вокруг нас вооруженные до зубов кавалеристы отбивали у зевак охоту шутить?
— Володя, притармози, — попросил меня Сталин, когда мы проезжали мимо одного из домов. К слову сказать, довольно скромного. Судя по красному знамени на крыше — это и есть политотдел Юго-Западного фронта, в котором его сотрудники и работали, и жили.
Легко сказать, притормози. А как мне это сделать, если у меня нет поводьев? Пришлось прибегнуть к «звуковым сигналам». К моему удивлению, заслышав «Тп-рру», кони встали. Ишь, получилось.
— Володя, я сейчас за шоколадкой схожу для жены комиссара, а ты здесь падажди. Я бы тебя пригласил, чтобы по маленькой выпить, но раз ты челавек непьющий, то приглашать не стану, — улыбнулся товарищ Сталин, а потом кивнул на здание: — И нэ хочу товарищей пугать. Услышат, что сам Аксенов приехал, из окон начнут выкидываться.
Вот какая у меня репутация. Не знаю даже, радоваться или огорчаться. Но ни переживать, ни радоваться не стану, а восприму все, как есть. А потом произошло то, чего со мной никогда прежде не происходило — мне вдруг захотелось выпить. Вроде, бывали переделки и пострашнее, но такого желания снять стресс никогда не возникало, а здесь…
Опасаясь, что Сталин развернется и уйдет, торопливо сказал:
— А знаете, товарищ Сталин, я бы сегодня выпил. Немножко.
— А «множко» я не налью, только по рюмочке, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, кивая на здание РВС. — Давай, выхади.
Открывая дверцу кабины, я спросил:
— А как же товарищи? Если начнут из окон выскакивать?
— И хрэн с ними, пуст выскакывают, — совершенно серьезно отозвался Сталин, помогая мне выйти из машины. — Убъется какой дурак, пахароным.
Глава 5. Те же и Берзин
Бронепоезд уходил от Львова, который я так и не осмотрел. Жаль, конечно. Впрочем, коли в этой истории мы его полякам не отдадим, то приеду специально на экскурсию, если появится время, и партия с правительством позволят. А нет, то уж как-нибудь переживу. Наверное, лучше бы Львов отдать обратно полякам. Чует мое сердце — хлебнем мы с ним горя. Нет, украинским национализмом тут не пахнет, какой может быть национализм, если большинство горожан составляют представители других наций? Олесь Бузина, Царство ему Небесное, говорил, что нет ничего глупее, как считать Галичину украинским Пьемонтом, или родиной украинского национализма.
По дороге во Львов я умудрился раздобыть данные переписи тысяча девятисотого года. К слову, провели ее еще при Австро-Венгрии, а материалы опубликовали и на русском языке. Так вот, во Львове на тот год проживало восемьдесят пять тысяч поляков, сорок пять тысяч евреев, пять тысяч немцев и двадцать тысяч русинов, а всего в Австро-Венгрии проживало четыре миллиона русинов — восемь процентов населения империи (например, поляков было немногим больше — пять миллионов). Русины, как я полагаю, это те, кто нынче именует себя украинцами? Или я что-то напутал? Впрочем, не суть важно. Вряд ли за двадцать лет ситуация изменилась. Но если во Львове большинство населения составляют поляки, то оставь мы его себе, постоянно следует ждать пакости со стороны «титульного» населения. А Польша наверняка станет подогревать эту напряженность. Оно нам нужно? Есть, разумеется, вариант, при котором мы обеспечим лояльность жителей, но я его озвучивать не стану. Впрочем, не мне о том беспокоиться, есть головы поумнее.
Хан Батый назвал этот город «злым». Ещё нигде его войско не встречало столь ожесточённый отпор. Русские витязи отважно бились на крепостных стенах маленького Козельска, защищая его от несметных полчищ кочевников. Семь долгих недель длилась осада. Потом город пал. Ворвавшись в Козельск, завоеватели не пощадили никого, даже грудных детей. И вот появился шанс переиграть тот бой, навсегда изменив привычное русло истории. На помощь далёким предкам отправляется отряд российского спецназа во главе с майором Деминым. Их всего пятеро против десятков тысяч, задание выглядит форменным самоубийством.
Много лет назад граф д’ Арто стал «псом войны» Артаксом. Дорога привела его в волшебную страну, где он нашел дом и любимую девушку. Но свадьба опять откладывается, потому что Артакс не может отказаться исполнить просьбу правителя — отыскать пропавшего сына. И бывшему наемнику придется вернуться туда, где его когда-то предали.
Артакс, наконец-то устав от приключений, решил отыскать себе место, где можно наконец отдохнуть. Здесь никого не удивляет, что богомолы пребывают ростовщиками, гномы варят сыр, а шойзели строят мосты. Здесь Артакс встретил любимую женщину. Но прежде, чем будет сыграна свадьба, бывшему наемнику придется раскрыть тайну гибели отца своей невесты, а заодно и снять проклятие с Черного леса.
Он победил целую армию, отстоял город и нажил множество врагов. Его предали люди, за жизни которых он сражался.Потом он стал каторжником. А еще чуть позже его объявили беглым каторжником.Хотя кое-кто до сих пор считает его лучшим наемником этого мира, «псом войны» Артаксом. Или — Юджином-Эндрю д'Арто, принцем крови и наследником королевского рода.Он умеет убивать и выживать, умеет сражаться сам и заставит воевать других.Не умеет он только одного — нарушать однажды данное слово.
Солдат всегда мечтает стать генералом, оруженосец — рыцарем, а принц — королем. Но из любого правила бывают исключения.Двадцать лет назад юный граф д'Арто просто не вернулся домой. А в отряде «псов войны» появился наемник Артакс. Он служил под знаменами всех королей, сидел в осадах и защищал города, пережил почти всех своих врагов и давно стал легендой. Его трудно убить. Еще труднее — обмануть.Но даже опытного наемника можно предать…
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.
Главный герой неожиданно получает назначение и попадает в Архангельск, где ему придется работать в тылу у белых.
Наш современник попадает в 1918 год. Волею обстоятельств ему приходится стать сотрудником губернского ЧК.
Владимир Аксенов отправлен в концлагерь на остров Мудьюг. Станет ли он дожидаться освобождения или нет?
Товарищ Аксенов рассчитывал, что пробудет в Советской России не больше недели. Отчитается перед Политбюро и обратно. В Париже много дел. Укрепить резидентуру, вывести оставшиеся миллионы гр. Игнатьева, а потом с чистой совестью сдать дела преемнику. Но ему приходится задержаться.