Южно-Курильские острова - [6]

Цех работал в три смены. В каждой смене по пятьдесят девушек. Сменами руководили мастера, и я не вмешивался в их взаимоотношения с работницами и скоро понял, что так и нужно. Все трое мастеров, пожилые женщины, лучше понимали девушек, лучше ладили с ними и, чувствуя свою самостоятельность, старались не подводить ни цех, ни себя, ни меня.

Я никогда не прогуливался по цеху с важным видом, не изображал из себя начальника, делал только то, что необходимо, и появлялся на заводе в любое время суток. Но тогда, когда это было надо.

И для работниц я был как бы последней инстанцией, и ко мне шли в крайних случаях, когда не могли договориться с мастерами.

Я не встревал в разные мелкие склоки между работницами, которые, увы, при таком количестве женщин были неизбежны. И поэтому угроза мастера: «Вот доложу о вас Солдатову» — почти всегда действовала.

Я вспоминал армию. Мы по-разному относились к своим взводным и ротным, и если нас наказывали или к нам придирались, то это, как нам казалось, исходило от старшины Сидорова или лейтенанта Кучерявого, а командир батальона, фигура для нас таинственная и несколько загадочная (опять же из-за редкого непосредственного общения), пользовался у солдат большим авторитетом и даже любовью.

Вплотную приходилось заниматься с бригадой слесарей, так как важно было обеспечить бесперебойную работу всех установок и конвейера, а поломки были частыми.

Но с ребятами я всю жизнь находил общий язык, и тут не было никакой сложности, а что касается механика Пелова (дяди Феди, как его все звали), то к нему я скоро привык.

Дядя Федя впадал в дикую панику даже от мелкого пустяка, когда соскакивала лента конвейера. Подозреваю, что это даже ему нравилось, то есть не сами неполадки, а возможность создать шум.

Он медленно протискивался сквозь толпу растерянных девушек и начинал:

— Я давно говорил, я предупреждал Солдатова, вот посмотрите, люди, какое нам оборудование поставляют. Конечно, лучшие машины за границу посылают, политика, а нам — брак, думают, мы, простые советские, и так скушаем.

Он был готов помитинговать и позвать мастера, меня, главного инженера, Каплера, и боюсь, не постеснялся бы пригласить и начальника управления и даже председателя совнархоза, если бы они находились поблизости.

— Это безобразие, — говорил он, — надо писать в центральную печать.

Тогда я тихо брал его за плечо и обещал, что как только исправим, то обязательно напишем коллективное послание в «Правду», лично главному редактору. И он сразу успокаивался и начинал работать, а кое-что он понимал, пожалуй, лучше, чем слесаря и чем я (опять же сказывался многолетний опыт).

Иногда в цехе происходили анекдотические случаи, в общем для меня неожиданные.

Работница Кротких долго просилась в другую смену. Свое желание она мотивировала весьма туманно и запутанно. Мастер ее не отпускала, и тогда Кротких устроила что-то вроде итальянской забастовки. Пришлось ее вызвать. Я долго пытался выяснить, чем вызвано ее желание. Объяснение, что, дескать, ей трудно в ночную смену, не годилось. У нас был скользящий график.

После получасовых хождений вокруг да около Кротких вдруг расплакалась. Оказалось, что у нее личные счеты с девушкой, что обычно стоит напротив ее у конвейера. Девушка на танцах отбила у Кротких моряка. «Смотрю на нее и думаю, как бы ей морду расцарапать. Какая уж тут производительность труда?»

Мне нечем было крыть. Пришлось перевести.

Или.

Мы долго говорили на сменных пятиминутках: «Девушки, мойте руки». Нас слушали внимательно, но я не замечал, чтоб у умывальника выстраивались очереди.

Однажды прихожу я в цех и вижу:

МОЛНИЯ

САНИТАРНЫЙ КОНТРОЛЬНЫЙ ПОСТ ЦЕХА

СООБЩАЕТ, ЧТО ПРИ ПРОВЕРКЕ ПОД МИКРОСКОПОМ

НА РУКАХ ОБНАРУЖЕНО:

У ГОЛОСУЕВОЙ — 19 548 МИКРОБОВ

У СОБОЛЕВОЙ — 18 250 МИКРОБОВ

У ПРИЯТКИНОЙ — 12 183 МИКРОБА

У ДЛИКМАН — 10 977 МИКРОБОВ.

ДЕВУШКИ! БОРИТЕСЬ ЗА ГИГИЕНУ ТРУДА!

МОЙТЕ РУКИ!

Я несколько обалдел. В первое мгновение подумал, что, может, действительно. Потом спросил у мастеров. Наша, говорят, идея. Кто же поверит, говорю я, с точностью до одного микроба? Мистика.

Лаврова на меня посмотрела с сожалением, как на малого ребенка. Не волнуйтесь, говорит, подействует.

И верно.

Вот некоторые подробности моей работы. Остальные в отчетах, показателях и ведомостях.

* * *

Я хотел купить туалетного мыла и зашел в магазин. Обычно здесь были только женщины, которые выбирали у прилавка кофточки, подвязки и прочие более интимные части туалета. Но сегодня здесь сомкнутыми рядами стояли мужчины. Меня еще поразило, что все они были словно на одно лицо — небритые, возбужденные. В магазине висел плотный запах одеколона, как в дешевой парикмахерской, где считается шиком опрокинуть на клиента ушат «Тройного».

Я понял, что, наверно, очередной завоз парфюмерии, — и собрание всех алкоголиков острова по этому поводу. Я вышел. Меня окликнули.

Со ступенек магазина ко мне спускалась Оля. Что-то надо было срочно говорить, и я поделился своими мечтами о куске хорошего мыла.

— У меня есть, я могу вам одолжить, — сказала она. — Проводите меня, или принести вам завтра?

Мы пошли.

Разговор вели сугубо на производственные темы.