Южная страсть - [123]

Наготове вмешаться, когда придет время, наготове помочь. Это было правдой. Внутри нее что-то поднялось, свалилась такая огромная тяжесть, когда она поняла, что он был прав. Она занималась самобичеванием или, во всяком случае, винила себя раньше, чем он смог бы обвинить ее. Летти посмотрела ему через плечо, убрала кулаки с боков и сложила руки.

Этот признак неуверенности впервые дал Рэнсому Надежду.

— Дело только в том, — сказал он тихо, — что для меня невыносимо смотреть, как ты дерешься вместо меня, какими бы ни были твои приемы.

— Мне тоже пришлось стоять и смотреть, как вы дрались. Ты думаешь, легко видеть, как Мартин бьет и терзает тебя, в то время как я ничего не предпринимала.

— Ты не просто стояла и смотрела. Ты была наготове и ждала.

Она посмотрела на него каким-то отсутствующим взглядом.

— Я чуть не убила его. Он был так близко, и этот револьвер. Я ничего не чувствовала. Как если бы это была ядовитая змея, которую необходимо убить. Я хотела его убить, правда.

— Я знаю.

— Я никогда не думала, что это может быть так легко, мне, женщине. А тебе?

— Я научился этому на войне.

Летти опустила голову и отвернулась. Подобрав юбки, она поднялась еще на две ступеньки, ступила на крыльцо и прислонилась спиной к обструганному кипарисовому столбу. Рэнсом последовал за ней. Но она не смотрела на него, взгляд ее был устремлен во двор.

— Во мне нет ничего, что должно быть у леди. Ни изысканности, ни утонченности.

— Мне не нужна никакая леди, мне нужна ты, тебе, должно быть, это известно.

На губах у нее появилась сухая улыбка, но глаза оставались безрадостными.

— Конечно, известно. Я не дура, хотя, наверное, и вела себя, как дура. Ты так легко меня проводил, не правда ли? Как ты, наверное, смеялся?

— Никогда! Клянусь!

— Ну, не надо. Весь этот спектакль. «Вы поцелуете меня, мисс Летти?» «Вы можете меня еще чему-нибудь научить, мисс Летти?» Когда я думаю об этом, мне хочется…

— Хочется чего? Кричать? Ударить меня? Ну, давай! Давай, и покончим с этим. Я не могу смотреть на тебя, когда ты такая.

Голос его был тихим и напряженным. Он стоял перед ней открыто, в глазах его была боль. Она едва взглянула на него.

— А эта ночь на пароме. Плата за жизнь Джонни. Ты просил ее, и я, как безмозглая идиотка, заплатила. Так легко, все было так легко. — Она опять сжала руки в кулаки и поднесла их к глазам.

Цепь, на которой он сдерживал свой норов, лопнула. Он схватил ее за запястья и притянул к себе.

— Прекрати! Не делай этого с собой! Не делай этого с нами.

Летти билась в его руках, но не могла освободиться. Она сжала губы в тонкую ниточку и яростно посмотрела на него.

— Я делаю это не с собой и не с нами, ты, подлец. Я делаю это с тобой! Какого справедливого и доблестного рыцаря, воюющего со злом, ты из себя изображал, такого доброго, чистого, утонченного и галантного! Но то, что ты сделал со мной, не было справедливым, и уж конечно, не поступком джентльмена.

— Нет, не было, — сказал он. Глаза его были спокойны, хотя бронзовое лицо побледнело. — Я стремился делать то, что справедливо, но никогда не изображал из себя святого. Я пытался извиниться, пытался исправить…

— О, да, — усмехнулась она. — «Выходите за меня замуж, пожалуйста, мисс Летти».

Он встряхнул ее, шпильки вылетели, и волосы опустились на спину. Внезапно он прижал ее к себе так, что руки ее оказались у него вокруг шеи. Обхватив ее талию стальными объятиями, он запутал пальцы в шелковых локонах ее волос, прильнул к ее устам, наслаждаясь их сладостью. Он прижимал ее к своему мускулистому телу как человек, который боится, что сокровище, которое он так долго разыскивал, вдруг отнимут у него.

Летти почувствовала прилив нежности и горячее желание. Оно нарастало, давило на нее, захлестывало. Она сцепила пальцы в его мягких волосах и отдалась этому чувству в последний раз. Это не могло повредить.

Он целовал уголки ее губ, щеки, подбородок, вздрагивавшие веки. Прижавшись подбородком к ее виску, он прошептал:

— Господи, Летти, ты сводишь меня с ума.

— Тебе его и без меня не хватало, — сказала она еле слышно. Она попыталась отстраниться, но он не дал ей этого сделать.

— Нет, пока ты не приехала. С того самого момента, когда я впервые увидел тебя, всего лишь тень в комнате, которая должна была быть пустой, с того самого момента, когда я впервые прикоснулся к тебе, я потерял контроль над собой и самого себя. Ты — мое возмездие, моя справедливая кара за все эти годы, когда я думал, что любовь — это глупости, а мужчины, которые теряют голову из-за женщин и не могут не прикасаться к ним, бесхребетные слабаки. Ты нужна мне так сильно, что нет ничего такого, на что я бы ни пошел, нет такой уловки, даже низкой, коварной и позорной, к которой я ни прибегнул бы, чтобы заполучить тебя.

— У тебя получается так, будто в том, что между нами произошло, виновата я.

— Нет, нет! Я, только я виноват, что влюбился в упрямую и своевольную северянку-янки!

— А я ведь никогда и не изменюсь, — произнесла она куда-то в воротник его рубашки. — Я никогда не впишусь в рамки твоего образа кроткой женщины Юга, как Салли Энн.

— Салли Энн — прекрасная женщина как кузина. Но я предпочел бы кого-нибудь потемпераментней.