Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - [11]

Мирным исходом карательной экспедиции Симоновича в Осетии остались недовольны грузинские тавады. Тот же генерал Лазарев сообщал своему командованию, что «из князей и дворян здешних (грузинских. – М. Б.) осталось усердствующими России самая малая часть». Летом 1802 года грузинские тавады объединились в политическую фронду. Они провозгласили своим царем Юлона, тесно связанного с персидским шахом. Одновременно присягнули Александру I, которому отводилась роль верховного сюзерена. 69 тавадов обратились к императору с просьбой о сохранении в Грузии царя из дома Багратидов. Грузинская знать, фрондировавшая с Россией, хорошо понимала, что восстановление грузинского царского престола и избрание на него царевича Юлона – это не что иное, как признание за Персией ее права на владение Восточной Грузией. Не исключено, что грузинские тавады, приносившие интересы своей страны в жертву собственным утилитарным выгодам, действовали вместе с Юлоном во взаимодействии с шахским правительством. Во всяком случае, как только царевич Юлон был избран правителем Грузии, его первым поздравил Фетх-Али-хан, подчеркнувший при этом, что Грузия «есть часть самодержавного иранского владетеля владений». Что же до присяги по поводу признания Александра I «верховным сюзереном» Грузии, то в череде политических акций это являлось всего лишь формальностью, к которой прибегли тавады; они же направили в Восточную Осетию, по которой пролегает Военно-Грузинская дорога, царевича Вахтанга, чтобы с помощью осетин перекрыть единственную коммуникацию, связывавшую Россию с Грузией. Другие царевичи – Юлон, Парнаоз и Александр и с ними многие грузинские князья пытались в Южной Осетии спровоцировать местное население к антироссийским выступлениям.

В условиях, когда абсолютное большинство политической элиты Грузии настаивало на возвращении своей страны в лоно персидского государства, самым выгодным для Петербурга решением, несомненно, могло бы явиться дезавуирование манифеста 1801 года о присоединении Грузии к России и отстранение до лучших времен от грузинской проблемы. Было слишком очевидно, что российская политика, основанная на идее спасения единоверной Грузии, кроме международных осложнений и тяжелых затяжных войн, никаких иных результатов для Петербурга иметь не будет. Ясно было и другое: несмотря на принадлежность России и Грузии к одной и той же религиозной конфессии, в грузинском феодальном обществе господствовавшей идеологией являлся восточный деспотизм. Он представлял собой не только следствие длительного процесса формирования восточногрузинского общества в составе шахской Персии, но и одинаковой с Персией социальной организации феодализма; как и в Персии, в Грузии сохранялся общинный быт, при котором феодальная собственность на землю создавалась не благодаря внутреннему социальному генезису, а посредством наделения отдельной семьи, рода во временное пользование землей. Подобная модель феодализма порождала тиранию – как глубоко консервативную форму государственности и идеологических установок. В довольно короткое время, какое Грузия находилась в составе России, обнаружилось несходство грузинского общества с православно-духовным миром России и набирала силу ностальгическая тяга тавадов к идеологическим ценностям, присущим восточному деспотизму.

Лихоимствующая знать, слишком занятая повседневностью, обычно обладает короткой памятью. Ее заботит собственное будущее, и она отстраняется от народа и судьбы своей страны. Многочисленная семья Багратидов и грузинские тавады за короткое время успели забыть, как Ага-Мухаммед-хан устроил в Грузии кровавую расправу – то, как на мосту через Куру отсекали головы обнаженных грузин... Их не пугали и новые угрозы персидского шаха Фетх-Али-хана. Летом 1802 года, после ареста российскими властями царевича Вахтанга, 40 грузинских тавадов во главе с царевичем Александром и Теймуразом бежали в Персию, чтобы начать тотальную войну с «единоверной» Россией.

Подъем «импортной» модели грузинского феодализма: экспансия в Осетии

В Петербурге справедливо считали, что причиной столь жесткой оппозиции в отношении России являлось стремление тавадов к расширению феодальной собственности и сохранению правового произвола, позволявшего вводить неограниченные формы угнетения крестьянских масс. В тени оставалась непонятная для российских властей, но важная особенность грузинских князей, на протяжении трех веков находившихся на положении вассалов; последние ожидали, что Россия, как в свое время персидский шах, будет щедро им раздавать земли и наделять их деспотической властью. Не зная всех тонкостей грузинского феодализма, российские власти, желая максимально удовлетворить притязания знати и тем самым снизить в Грузии политический накал, решили передать вопросы о земле, крестьянах и повинностях на рассмотрение Верховного грузинского правительства. Последнее фактически восстановило практику наделения феодалов землей, существовавшую при персидском шахе, – практику, с которой пытался покончить Ираклий II. Раздача владений, которой занималось Верховное правительство Грузии, происходила не только на грузинской территории, но и в других районах, входивших в Тифлисскую и Кутаисскую губернии. В 1803 году решением этого правительства значительная часть Южной Осетии (около 50 сел) передавалась во владение грузинских князей Эристави. Немногим меньшая доля равнинной территории Южной Осетии закреплялась за грузинским феодальным родом Мачабеловых. С этого началось интенсивное продвижение грузинского феодализма на территорию Южной Осетии. Главным распределителем земельной собственности, а вместе с ней и осетинских сел становились грузинские власти, состоявшие из наиболее знатной части грузинских князей. Важным событием для тавадов, устремившихся в Южную Осетию, явилось назначение в 1802 году в угоду знати главнокомандующим на Кавказе генерала П.Д. Цицианова, грузина по происхождению, жившего в России. Новый командующий, поощряя экспансию тавадов, значительно расширил владения грузинских феодалов. С его помощью они наделялись землями, им передавались села в Южной Осетии. Грузинская знать рассматривала генерала Цицианова «правителем Грузии» и все свои проблемы решала при его поддержке. В год назначения генерала Цицианова особенно часто стали поступать жалобы и протесты со стороны осетинского населения, на которое ложилось тяжелое бремя повинностей в пользу грузинских феодалов. Считая себя людьми свободными, независимыми от Грузии, осетины решительно отказывались выполнять какие-либо повинности и вели отчаянную борьбу с засильем иноземных феодалов. Вооруженные столкновения нередко заканчивались убийством сборщиков повинностей, а иногда и самого феодала. По заключению надворного советника Ястребцева, с созданием в Грузии российской губернии осетины «отошли во владение» грузинских «князей, от которых терпят неслыханные доселе на Кавказе жестокости. Сии владельцы отнимают и продают у них детей, лишая всякого имущества. Оттого осетинцы ненавидят грузин с их верою». О «неслыханных доселе на Кавказе жестокостях» грузинских тавадов в Южной Осетии еще будет сказано, здесь же отметим другое. Российская политика в Грузии, рассчитанная на поиски социальной опоры среди тавадов и с этой целью поощрявшая последних в их феодальной экспансии, вызывала среди других кавказских народов немалый страх. Тот же надворный советник Ястребцев подчеркивал, что «прочие жители Кавказа вооружают против правительства (российского. –