Южане и северяне - [46]

3

Ким Сокчо отличался неприглядной внешностью: его круглое широкое лицо делила пополам толстая переносица. А нижняя часть его тела была непропорционально коротка. На первый взгляд могло показаться, что он человек покладистый. Но если повезло столкнуться с ним ближе, особенно когда он громко смеялся, становилось ясно, что этот товарищ не такой уж мягкий. Наоборот, в жизни он был решительным, крутым человеком. Эти качества проявлялись прежде всего в общении с людьми. В частности, с Чо Сынгю.

Когда он находился в обществе Каль Сынхвана, эти черты характера проявлялись не так явно. После отъезда Каль Сынхвана Ким Сокчо чувствовал себя одиноким. Он ни с кем не дружил, хотя вращался в кругу ёнбёнской компании, и внешне их общение выглядело вполне естественно. Но при внимательном наблюдении было заметно, что у него не было ничего общего с людьми из этой компании. Не общался он и с Чо Сынгю, единственным кроме него членом партии. Казалось бы, в такой обстановке они должны держаться друг друга, и это было бы разумно. Но у Ким Сокчо даже мысли такой не возникало. Он все вопросы решал самостоятельно, исходя только из собственного опыта.

О Чо Сынгю у меня сложилось некоторое мнение, но я хотел знать, как Ким Сокчо относится к нему. Особенно меня интересовало, почему он игнорирует Чо Сынгю и даже не собирается общаться с ним. Чо Сынгю был старше Ким Сокчо, вел себя всегда очень скромно, как будто старался остаться в тени, незамеченным. Это было неестественно, так как старший должен опекать младшего.

На днях после обеда, ближе к вечеру, произошел такой случай. При госпитализации Чан Согёна в больницу в Косоне присутствовали: я, Чан Сеун и Ким Сокчо. Чан Сеун остался с больным, а я вместе с Ким Сокчо возвратился в гостиницу. По дороге я спросил как бы невзначай:

— Вам знаком человек по имени Чо Сынгю?

Ким Сокчо остановился, молча посмотрел на меня и спокойно ответил:

— Кто? Ах да. Это тот человек, вместе с Каль Сынхваном был вызван в главное управление бригады, а потом вернулся назад.

Я чуть замедлил шаг и уже шел рядом с Ким Сокчо. Он спросил:

— Вас интересует, чем занимался этот товарищ?

— Нет, меня интересует не это. Мне хочется знать, почему товарищ Сокчо избегает его.

Ким Сокчо даже остановился и с удивлением переспросил:

— Избегаю встречи? Я не совсем понимаю вас. Я не делаю этого. Вам так кажется.

— Не кажется, а на самом деле так и есть. В нашем взводе осталось только два члена Трудовой партии Южной Кореи. Так нельзя себя вести.

Ким Сокчо был немного растерян и стал задумчиво смотреть куда-то вдаль. Солнце катилось к западному склону горы, а его блеклые желтоватые лучи переливались на улицах уездного города. Кругом стояла тишина: не было слышно ни одной души, ни одной собаки. Новая форма, которую мы получили позавчера, сидела очень удобно.

Глядя на меня, Ким Сокчо тихо произнес:

— Извините, я об этом совсем не думал. Может быть, я не прав. Но что теперь делать? Как с ним общаться? Дело ведь еще в том, что он старше меня.

— В данном случае возраст не имеет значения. Лишь бы было желание. Например, товарищ из Ёнбёна дружит с папашей из Ёнхына, хотя тот гораздо старше его.

Ким Сокчо сказал, что тоже знает об этом, и уточнил свой вопрос:

— Каково же должно быть моё отношение к нему как к члену Трудовой партии Южной Кореи?

Я ответил:

— Как члены одной партии вы должны оказывать друг другу поддержку, находясь здесь, в Северной Корее. Так будет правильно. Впрочем, если к этому не лежит душа, то не следует насиловать себя.

— Я согласен с вами. В данном случае именно так — душа не лежит. Не знаю, почему так происходит. Точно так же не сложились наши отношения с Каль Сынхваном. Он был человеком другой породы. Между нами не было ничего общего, мы не могли общаться.

Ким Сокчо говорил очень быстро, в необычной для себя манере, и я, слегка улыбнувшись, заметил:

— Странно это. Как такое может произойти между членами одной партии?

— По правде говоря, и я тоже не понимаю. Впрочем, мне всегда казалось, что этот товарищ выпендривается, желая показать свои мнимые превосходства над другими. Поэтому многие не хотят с ним общаться. Поговаривают, выходцы из интеллигенции все такие выскочки.

— Вы продолжаете так думать?

— У меня с такими людьми нет ничего общего и нет желания общаться с ними. Да и надобности нет. Они живут по-своему и вообще отличаются от северных корейцев.

— Не понимаю, как с таким настроем вы занимались организационной работой в партии. Вы же отгородились от других.

Мне показалось, что он делает вид, что смущается, но при этом лукаво улыбается. Я был неприятно удивлен таким неестественным поведением и, не отводя глаз, стал смотрел в одну точку. На западе медленно садилось солнце, а улицы по-прежнему были пустынны и безмолвны.

Ким Сокчо тихо заговорил:

— Я в партии всего-то чуть более года. Едва успел получить партбилет. Все члены нашей партячейки были работниками типографии. Мы были дружны и откровенны между собой. А вы говорите, что я отгородился от людей… У меня тоже есть к вам вопрос: почему вы так интересуетесь моими отношениями с этим товарищем? Вы хотите, чтобы я относился к нему лучше? Это зависит не только от меня. И он в свою очередь должен сделать шаг мне навстречу. Однако думаю, что он этого не захочет. Не знаю почему. Так мне кажется. Кстати, и Каль Сынхван был таким же человеком. С первой нашей встречи мы уже не понимали друг друга. Человек должен быть откровенным, а он таким не был.