Южане и северяне - [32]

Мне тоже хотелось освободиться, но я решил прежде встретиться с начальством, ожидая каких-нибудь срочных указаний. С этой мыслью я пошел в сторону офицерского вагона. В ночной темноте сверкали огоньки, вылетающие из трубы паровоза, а двери вагона с офицерами были чуть приоткрыты. При тусклом свете нескольких карманных фонарей было видно, как они сидели на соломенных мешках на полу и пили водку. Вероятно, еще до посадки в Анбёне кто-то из них раздобыл ее. К этому моменту и другие заместители командиров уже подошли к этому вагону. Заметив непрошеных гостей, один из офицеров быстро шепнул своему соседу, чтобы он прекратил светить фонарем. И все же до этого мы успели заметить в вагоне большие жестяные банки неправильной формы. Одни использовались для питья, а в другие мочились.

В этот момент из вагона вышел наш главный начальник, туповатый капитан, и с важным видом сказал:

— Это, должно быть, Хыпкок. Да, конечно!

Затем формально поинтересовался делами у подчиненных и посоветовал все дела делать заранее, ибо поезд до Косона идет безостановочно. Он был слегка пьян и говорил что-то еще, но никто не обратил на это внимания. Мы стали искать своих непосредственных начальников — командиров взводов. В свою очередь и они искали нас — своих замов. Они также были подвыпившие. Я нашел в темноте своего командира, и между нами состоялся такой разговор.

— Нет никаких происшествий? — спросил он.

— Нет, — четко ответил я.

— Все хорошо спали?

— Не совсем, вроде, и не спали.

— Что значит, вроде, не спали? Человек либо спит, либо нет.

— Это значит, что в вагоне было так темно, что невозможно было разобраться, кто спит, а кто нет.

— Ну, тогда надо было организовывать хоть какие-то мероприятия, чтобы им было не совсем скучно.

— Какие там мероприятия в такой обстановке! Впрочем, я иногда думал об этом, чтобы люди могли хоть на время позабыть свои невзгоды и выпустить пар. Но я не стал их тревожить и решил, что будет лучше, если они скоротают время по-своему.

— Может быть, вы правы. Только будьте внимательны. Проследите, нет ли среди личного состава больных. Особенно это касается вашего взвода, где имеются товарищи из Южной Кореи.

Я четко ответил, что все будет исполнено согласно приказу.

Мне уже тоже сильно хотелось помочиться, и я подошел к той части платформы, где почти не было людей, и дал волю…

В это время большинство, уже сделав свои дела, вошло в вагон и лишь некоторые слонялись у дверей.

Снова стало тихо, и тут я услышал негромкий знакомый голос:

— Не задерживаться, всем быстро в вагон!

Несмотря на то, что было темно, я заметил, как один офицер с белым шнурком от свистка на шее прямо идет навстречу ко мне. Он чуть было не столкнулся со мной. Сразу узнал меня и тихо сказал:

— А, это вы. Значит, вы тогда не пошли домой, а сели в поезд.

Я был немного растерян и подумал про себя: значит, есть какая-то надежда еще.

Кажется, он был немного под хмельком и произносил про себя слова «значит, не пошел, сел в поезд», «ясно». Чуть покачиваясь из стороны в сторону, он зашагал вперед. Затем, остановившись, несколько раз дунул в свисток и громко скомандовал:

— Всем по вагонам, закрывать двери, отстающие, поспешите!

Двери быстро закрывались, я тоже вскочил в тамбур и увидел перед вокзалом служащего, который махал фонарем необычной формы. Поезд тронулся без гудка.

В темноте на ощупь я нашел свое место и впервые за долгое время вздохнул глубоко и с облегчением, прислонившись к стенке вагона. Одновременно мне казалось, что обрывается моя последняя надежда.

Я вспомнил воинский эшелон, который встречался мне по пути в школу и обратно. Хоть и военный, но он ничем не отличался от других поездов. Разница заключалась только в том, что к нему были прицеплены еще несколько запломбированных вагонов и он был длиннее, чем обычно. Двери вагонов, как пассажирских, так и военных поездов, всегда были закрыты, поэтому невозможно было знать, что там внутри, но по строгой атмосфере, которая царила вокруг длинного состава, можно было догадаться, что в нем находится необычный груз. Хотя внешне эти вагоны не отличались от тех, в которых перевозили коров, свиней и других животных.

Однажды был такой случай. На пути домой после уроков я стоял у перехода железнодорожного полотна. Немного моросило. Я равнодушно смотрел вслед составу, мчащемуся на Юг. Вдруг посередине поезда увидел на открытой платформе два танка, укрытые от дождя толстым брезентом. А в одном из вагонов была чуть приоткрыта передняя дверь, и я успел заметить, что внутри вагона, плотно прижавшись друг к другу, сидели вооруженные солдаты. Этим беднягам, наверно, хотелось немного подышать свежим воздухом.

Это были здоровые на вид молодые люди с загорелыми лицами. Прижавшись друг к другу, они пели какую-то песню, но из-за шума движущегося поезда невозможно было понять, что они поют. Тем не менее, мне показалось, что они поют какую-то грустную солдатскую песню. Как во сне пролетали мимо эти вагоны. Я понял, что этот длинный состав с плотно закрытыми дверьми был воинским эшелоном. Потом такие поезда днем и ночью мчались на Юг еще не один раз. По правде говоря, это меня не очень волновало — я считал, что к моей жизни они не имеют никакого отношения, и вскоре обо всем забыл. Тогда я никак не мог предположить, что всего лишь через два месяца я в точно таком же закрытом вагоне поеду ночью на Юг, в сторону передовой линии фронта. Если сейчас, в ночной темноте, посмотреть со стороны на этот поезд с шестью вагонами, то можно сразу догадаться, что это воинский эшелон. Два-три месяца назад у железнодорожного перехода я видел такие же поезда, только они везли отборные, элитные войска, а теперь в нашем поезде едут никому не нужные, случайно набранные люди. Размышляя над этим, широко открытыми глазами я всматривался в темноту. А ведь на станции Хыпкок у меня был какой-то шанс.