Ювелирная работа - [77]

— Такое не забудешь! — хмыкнула Феофанова.

— Но раньше было проще, потому что тогда она нитраты пачками не кушала, — продолжал Якимов. — Поскандалит и свалит, даст нам передышку месяцев на шесть, а то и на восемь. Но сейчас я просто не могу ее выписать. Пару часиков она бодрая, а потом примет очередную дозу и лежит пластом. Как ее выпишешь? Да она и сама не согласится. Она требует, что мы ее вылечили, но при этом не соглашается прекращать прием нитратов. Я ей их не назначаю, дочь приносит, а заодно пишет жалобы на то, что в академической больнице нет жизненно важных лекарств и она вынуждена покупать их своей тяжелобольной матери на последние деньги. Нет вы представьте — на последние!

Якимов и Феофанова заулыбались.

— Сеть супермаркетов «Плюс-минус» знаете? — спросила Феофанова у Алекса. — Владелец — муж дочери Талышевской.

— Если я пытаюсь выгрести ее запас из тумбочки, то она начинает скандалить. Но в то же время выражает недовольство тем, что мы не можем найти причину ее недомоганий и вообще не хотим ее лечить. Мол, в ЦКБ не хотели лечить, так она к нам вернулась, но и от нас толку нет. Кстати говоря, в ее последней выписке из ЦКБ стенокардия не указана.

— А консультация психиатра там есть? — спросила Феофанова.

— Нет, к сожалению.

— Придется нам его приглашать, — вздохнула Феофанова, глядя на Алекса. — А что делать?

— Я предлагал ей консультацию психотерапевта, — усмехнулся Якимов. — Отказалась наотрез. Заявила, что мы хотим выставить ее дурой, чтобы там, — Якимов ткнул указательным пальцем в потолок, — не верили бы тому, что она о нас пишет.

— Боже мой! — покачала головой Феофанова. — Уже две жалобы в департамент и одна — в министерство…

— Это те, которые нам уже спустили, — уточнил Якимов. — А сколько их еще в пути? Она и в президентскую администрацию грозилась написать.

— А с дочерью вы говорили насчет психиатра, Георгий Владимирович? — спросила Феофанова.

— Говорил, конечно. Но дочь — это копия матери. Точно также не желает вникать в реальное положение дел и сразу же начинает скандалить — не умеете диагностировать, не умеете лечить! Если бы дочь была бы с царем в голове, то Талышевская сейчас лежала бы не у нас, а в каком-нибудь… хм… пансионе закрытого типа.

— Но она лежит у нас, — Феофанова хлопнула ладонью по столу. — Значит так! Сейчас мы совместно ее осматриваем, фиксируем все в истории болезни и вызываем психиатра на срочную консультацию.

— Даже на срочную, Майя Петровна? — удивился Якимов.

— Да — на срочную! — с нажимом сказала Феофанова. — Она же у вас не витаминки пачками жрет, а нитраты! Коллапс, если вы забыли, считается угрожающим состоянием. Так что у нас есть все основания для срочной консультации! И в такой ситуации психиатру не останется другого выхода, кроме как рекомендовать перевод в психиатрию.

— Визгу будет! — покачал головой Якимов.

— А его и так много! — невесело усмехнулась Феофанова. — Ничего, переживем. Александр Николаевич, от вас мне нужно подробнейшее обоснование отсутствия стенокардии. Распишите все по пунктам, как в учебнике. Договорились?

— Договорились, — кивнул Алекс.

Ему не очень-то хотелось ввязываться в скандал, но что поделаешь? Надо выручать коллег. Сегодня ты их выручишь, завтра они тебе помогут. Без корпоративной солидарности в такой сложной отрасли, как здравоохранение, долго не протянешь. «С меня взятки гладки, — успокаивал себя Алекс. — Я дам объективное заключение и на этом умою руки. Вызывать психиатра будет администрация больницы и она же станет организовывать перевод…».

До перевода дело не дошло. Услышав о том, что ей предлагают продолжить лечение в психиатрической больнице, Талышевская устроила грандиозный скандал с битьем посуды об стену и в сопровождении любящей дочери отбыла домой.

— Жалко психиатр не увидел этого ужаса, — сказал Алексу Якимов. — Он бы тогда ее в принудительном порядке госпитализировал.

Шквал жалоб от Талышевской, от ее дочери и от ветеранов, возмущенных «бесчеловечным обращением с пожилым заслуженным человеком», накрыл не только больницу, но и кафедру, сотрудники которой (имелся в виду доцент Бушмакин) «нарушая все данные ими клятвы, покрывают негодяев, издевающихся над беззащитными больными людьми». В окружной газете «Хроника Юго-запада» была опубликована статья, в которой среди прочих лиц, порочащих высокое звание врача, упоминался и доцент Бушмакин А. Н.

В былые времена ничего особенного не случилось бы. Пошумели бы — и забыли. В тех случаях, когда администрация выступает заодно с сотрудниками, да вдобавок в истории болезни присутствует обстоятельная запись психиатра, шансов у жалобщиков нет никаких. Но в кресле ректора Пироговки уже сидел человек, который хватался за любой повод для очистки своей вотчины от представителей враждебного клана. Хорошим дополнением к жалобе на доцента Бушмакина оказалось письмо, написанное на имя ректора доцентами Садоковой и Машковским. В письме говорилось о том, что заведующий кафедрой необъективно относится к сотрудникам — одним потакает во всем, а других буквально терроризирует и мешает их служебному росту. «Люди, отдавшие всю свою жизнь служению науке» никак не могут защитить докторские диссертации, в то время как любимчики заведующего делают стремительную карьеру. У некоторых получается защитить кандидатскую к сорока годам, а любимчики в тридцать три года становятся докторами наук! Разве это справедливо?