Ювелир с улицы Капуцинов - [86]

Но как раз в эту минуту из-за угла вынырнул маленький желто-синий вагончик. “Должно быть, есть бог на свете!” — обрадовалась Катруся, вскочив на переднюю площадку.

Переполненный вагон бросало, с боку на бок, он дребезжал, как-то скорбно хрипел, словно жалуясь на свою судьбу. В давке Катрусю прижали к стене так, что она не могла даже пошевельнуться. Но и это не испортило ей настроения. Звонкая мелодия, привязавшаяся еще с утра, как бы нарастала и звучала в ее сердце все сильнее; лицо девушки освещала широкая улыбка, которая резко контрастировала с грустными, сердитыми и изнуренными лицами пассажиров. Какая-то небрежно причесанная худая женщина, увидев улыбающуюся Катрусю, нарочно больно толкнула ее локтем, но девушка не обиделась: она понимала этих голодных и изнервничавшихся, озлобившихся людей. Однако чем могла она им помочь? Ведь не крикнешь на весь вагой: “Держитесь, товарищи! Советские войска не сегодня-завтра будут в городе!”

А женщина, бросив на Катрусю гневный взгляд, направилась к выходу. Девушка вышла за ней и свернула в сторону Люблинского рынка.

Катруся любила свой город. Ей нравилось в нем старое и новое; эти контрасты как раз и определяли своеобразный облик города. Старинный монастырь XV века, дома с узкими окнами, а рядом современная площадь с большими клумбами и газонами. Средневековая ратуша с башней — и новый дом с большими зеркальными окнами. Узкая улица, вымощенная, вероятно, еще цеховыми мастерами, и асфальтированный проспект, обсаженный каштанами. Все тут родное: в этой гимназии она училась, а здесь жила ее подруга. Это ее город, потому и спешит она к Евгену Степановичу, чтобы иметь возможность снова свободно бродить по излюбленным улицам, не встречая больше эти наглые морды, эти зеленые мундиры.

Катруся посмотрела на часы: двадцать минут восьмого, надо поторопиться, чтобы не опоздать на работу. Она ускорила шаг. Вон уже и базар…

На углу Катруся на мгновенье остановилась, озираясь, не следит ли кто-нибудь, и быстро направилась в сторону знакомого дома.

— Фрейлейн Кетхен! — услышала она вдруг. — Подождите!

На противоположной стороне улицы человек в военном мундире. Солнце било в глаза, и Катруся не сразу узнала, кто окликнул ее. Присмотрелась — фельдфебель Штеккер. Улыбается, приветливо машет руками.

— Вы на работу? — кричит. — Пойдемте вместе!

Как быть? О ее встречах в мастерской с Зарембой знает лишь Петро. Даже Галкину неизвестно, каким путем приходят к нему шифровки Евгена Степановича. Что ж, придется заглянуть сюда после работы. Перебежала улицу.

— Вы сегодня рановато, камрад Штеккер…

Только теперь заметила, что оживление его напускное — фельдфебель явно чем-то очень обеспокоен.

— Новость, фрейлейн Кетхен, — шепчет, — неприятная новость…

— Что случилось?

— Вчера получен приказ: несколько офицеров, а с ними и меня переводят в Дрезден.

— Ничего нельзя поделать?

— Приказ, — развел руками Штеккер. — Сегодня сдаю дела…

— Боже, как это нехорошо, — вздохнула Катря.

— Вы, фрейлейн Кетхен, умная девушка, в обстановке разбираетесь не хуже меня. Ждать уже недолго, — наклонился к Катрусе, — скоро здесь будет Советская Армия.

— Кому сдаете дела?

— Унтер-офицеру Францу Хирше. Будьте с ним осторожны — он из мелких лавочников, принимал участие в путче… хвастается этим.

— Как все это обидно!.. — никак не могла успокоиться Катруся.

Штеккер взял девушку под руку.

— Ничего не поделаешь, — печально произнес он. — Для меня это тоже большой удар.

— В Дрездене вам будет труднее? — спросила Катруся.

— Посмотрим. Гитлер полагает, что разгромил наши организации. Но они существуют! В глубоком подполье, а все же существуют! Думаю, принесу и там пользу.

Они как раз дошли до угла. Катруся оглянулась на дом, в котором помещалась мастерская, вздохнула, сожалея, что не успела заглянуть к Евгену Степановичу. Девушка совершенно не подозревала, какая ее там ждала западня…

Двух неизвестных в штатском, которые шли за ним до самой мастерской, Евген Степанович заметил чуть ли не сразу. Закрыл за собой дверь, накинул тяжелый железный крючок и осторожно выглянул во двор через окно смежной комнаты. Ничего подозрительного не заметил. Может, не знают про второй выход из мастерской, а может, он просто стал пугливым?

“Спокойно, — приказал самому себе, — сейчас мы все проверим”.

Проскользнув в незакрытые ворота, посмотрел на улицу. Кажется, никого. Юркнув в соседний переулок, стал в подъезде, сделав вид, что завязывает шнурок на ботинке. Через несколько минут мимо него прошли те двое. Весьма опытные, ибо, даже не взглянув в его сторону, не остановились, а быстро прошли, словно озабоченные чем-то люди, которых вовсе не интересует, что происходит вокруг. А еще через несколько секунд на углу появился высокий седой человек. Стал, словно дожидался кого-то, спиною к Зарембе.

“Так, так… Теперь, товарищ Заремба, поступайте, как знаете… На этот раз вам, пожалуй, вряд ли удастся ускользнуть…”

С безразличным видом медленно двинулся улицей. Что-то насвистывал. Остановился, отломил веточку с дерева и пошел, небрежно помахивая ею. Пускай думают, что он ни о чем не догадывается, пускай идут за ним, надеясь наскочить еще на кого-нибудь. Ему нужен час, час — не больше, чтобы обмануть бдительность агентов. Катруся завтра наведается в мастерскую. Возможно, они заподозрят ее. От нее нить потянется к Кирилюку — и конец фирме Карла Кремера. А может, они уже размотали эту нить? Но что бы там ни было, он должен немедленно предупредить Петра и Катрусю.