Ювелир. Драконья Игра - [95]

И более того — скоро они будут так поступать.

Скоро рухнут островерхие башни Ледума.

Глава 24, в которой рассказывается о погодных явлениях

Солнце медленно клонилось к закату.

Лорд-защитник Ледума находился в особенном месте — главной башне дворцового ансамбля, запечатанной и не используемой в обычных обстоятельствах.

То была центральная, «нулевая» башня, святая святых, и она являлась фокусом магической системы восьми сторожевых башен, расположенных на границе полиса.

Временами бросая хмурые взгляды на стеклянный купол крыши, правитель Ледума ждал удара.

Небо висело низко — набрякшее, готовое пролиться дождем. Птицы снялись со своих мест и вот уже битый час бестолково, с истошными криками кружили над городом. Черное воронье, дурной знак.

Птицы чуяли беду. По-звериному обостренным чутьём чуял ее и беловолосый. Он не был способен заглянуть в тайны будущего, подобно великому дракону, но почти зримо видел складывающиеся в эти самые минуты узоры судьбы. Нити злого рока блестящими змеями сплетались над самой его головой.

Истерящие птицы вдруг замолкли и резко легли на крыло: длинными чёрными нитями стаи потянулись прочь из города. Город готовился к дождю и к чему-то, надвигающемуся из неизвестности. Лорд Эдвард сдвинул брови и перевёл взгляд вниз, на стоящего перед ним навытяжку главу чрезвычайной службы.

— Объявить боевую тревогу, — ледяным тоном распорядился правитель. — Немедленно начать эвакуацию воинских частей и населения в подземные убежища, флота — в капитальные укрытия. В небе не должно остаться ни одного дирижабля!

— Обязан доложить, милорд, что ежегодные масштабные учения запланированы на седьмой лунный месяц.

— Срочно. Начать. Эвакуацию.

Фамильные ювелиры по приказу Кристофера облачили лорда-защитника в полный боевой доспех. Лорум сиял крупными, полными сил алмазами, наручи были тяжелы. Еще более грузно ощущался на челе могущественный «Властелин» — ключ, которым запиралась магическая система защиты.

— Так точно, милорд, — глава чрезвычайной службы быстро сориентировался в ситуации и подал незаметный знак помощнику.

— Остановить работу всех заводов, всех производств. Самое ценное переместить. Все учреждения, имеющие частные подземные убежища, обязаны открыть двери. Все — включая Магистериум и Рицианум. И пусть не тратят время на проверку наличия Искажения… я разрешаю брать всех.

Пронзительно взвыли электрические сирены, неприятные интонации их резали слух. Вместе с ними зазвучал и речевой сигнал, оповещающей об объявлении чрезвычайной ситуации и необходимости проследовать в укрытия. С завидной регулярностью звонкий голос повторял и повторял одну и ту же монотонную фразу — текст тревоги:

— Внимание! Внимание всем! Это НЕ учебная тревога!

Учёные Магистериума выяснили, что более высокие звуковые вибрации бессознательно помогают избежать паники и мобилизовать силы в экстремальных условиях, а потому голос, разносящийся из всех ретрансляторов, усиленный многократно магией минералов, был женским. Сирены тоже визжали на октаву выше обычного, и завывающие звуки, казалось, проникали прямиком в мозг.

Лорд Эдвард вздохнул. Решив расправиться с Лукрецием, он думал, что выбирает меньшее зло, но, кажется, просчитался. А может быть, в этой путаной игре попросту не осталось больше удачных ходов.

Конечно, правитель почувствовал, как отчаянным усилием Лукреций активировал открытый канал связи с Аманитой. И, конечно, он заметил мелькнувший в неверных туманностях магического зеркала лик врага… прекрасный, слишком молодой лик.

Этот единственный краткий взгляд перед телепортацией открыл заклинателю многое. Лорд Аманиты был молод, о боги, как же он был молод!

Молод и самонадеян, как и сам лорд Эдвард когда-то. И кровь его была так же горяча.

Оставаясь преданным слугой до последнего вздоха, Лукреций умышленно показал брату свою смерть, зная, что душевная мука поможет скрепить и сплавить воедино по-детски мягкие еще ткани сердца. Страдание способно закалить благородный металл воли. Именно в страдании порой получается выковать безупречный клинок характера, положенный действительно великому правителю.

Лукреций знал, что брат не сломается: справившись с болью, правитель Аманиты выйдет из неё только сильнее. И больше того: лишенным слабостей и изъянов, свободным от привязанностей к принципам или близким людям.

И, окрыленный вновь обретенной силой, он возжелает мстить.

То, на что невозможно решиться в обычном, уравновешенном состоянии сознания, в минуты душевных потрясений часто кажется единственным возможным выходом. Уж таковы люди. Лорд Эдвард и сам был хорошо знаком с тем, что бывает, когда сердцем овладевает гнев.

Вражда их приобрела личный характер. Ничто теперь не остановит скоропалительно принятого решения: никакие рассудочные аргументы здравого смысла, никакие опасения, трудности и неизбежные последствия. Против всего этого у Октавиана Севира будет единственный грубый, но сильный довод, последний прославленный довод лордов — война.

В Аманите опять нашивают на одежды кровавые розы, желая вернуть величие прошлого. Желая повторить победы и вновь сделать старую Аманиту центром цивилизованного мира.