Ювелир. Драконья Игра - [100]

Вот оно что. Себастьян сжал губы. Кажется, спутница его решила, что лучшая защита — нападение. Этот слепой и яростный порыв ревности рисовал ее характер в совершенно новом, неприглядном свете. А ведь в какой-то момент он почти поверил. Поверил, что у них что-то могло случиться. Грустно. Даже нет, не грустно — слово, которое могло бы точнее описать его состояние, всё не приходило на ум.

Возможно, такое слово стоило бы придумать.

Хотя… сердце было разбито вдребезги так много раз, что, похоже, от него уже ничего не осталось. Грусти нечего терзать в его груди.

— Послушай, Серафим, святой отец погиб не из-за меня: он был обречён в силу обстоятельств. Мне жаль, но рано или поздно ту Церковь нашли бы. Ты не мог защитить его. Мир не вращается вокруг тебя и твоей боли! Мир живет по своим законам.

Сильф вздрогнул, будто очнувшись, и голос его прозвучал непривычно жестко:

— Кровь на твоих руках, София. Кровь человека, который был мне очень дорог.

Впервые за время встречи наемник назвал её по имени. Прежде сладкое, имя царапнуло гортань, как высохший черствый хлеб, который уже не стоило есть. Неприятное ощущение.

— Совесть твоя нечиста, и я хочу увидеть твоё раскаяние.

Черт побери, неужели сердце Искаженной совсем не знает стыда? Она убила единственного близкого человека, наставника, связь с которым значила для него так много. Убила походя, не задумываясь, какую рану нанесла.

— Конечно, всегда виновата только я одна, — желчно выпалила девушка. — А ты у нас непогрешим!

Глаза ее засверкали, как драгоценные коричневые опалы, делая Софию еще более привлекательной. Невероятно, насколько хороша собой была эта юная взбалмошная особа. Себастьян почувствовал было знакомое притяжение, вспомнил тепло и мягкость ее тела, ставшего уже почти родным, но — вовремя одернул себя. Всем в ювелирном деле известно: коричневые опалы приносят только несчастье, использовать их нельзя.

Кажется, Искаженная сообразила, что уникальные чары ее больше не действуют, и разозлилась не на шутку.

— Совестливый убийца! — язвительно рассмеялась девушка, никак не желая униматься. — Сколько еще смертей нужно, чтобы ты снял маску добродетельности и перестал прятаться за убеждениями, которых на самом деле не разделяешь? Сколько можно врать? Сколько можно воротить нос от самого себя? Тебе не хватает смелости признать: ты не человек. Ты почти… почти человек, но всё же ты никогда не поймешь нас и не станешь одним из нас. Среди человеческой расы тебе не место. Примирись со своей сутью, с темной природой нелюдя, и уходи. Уходи прочь! Ты чужак.

Ювелир нахмурился. Слова. Слова. Как много слов — в этом вся София. Даже сейчас она умудрилась устроить какой-то пошлый скандал, и разговор, которого он ждал с замиранием сердца, превратился в обыкновенное выяснение отношений, в свару бывших любовников.

Трагедия превратилась в фарс.

Была доля истины в словах Искаженной, этого нельзя не признать. Кто он, в конце концов, такой? Щепетильный вор, боящийся слишком запачкаться кровью? Бродяга, строящий из себя святого? Возможно, и так. Но кто дал ей право осуждать и презирать, не зная ничего о том, что привело его на этот путь.

Говорить не хотелось. Не хотелось ничего произносить вслух, формулировать, нагромождать бессмысленности и банальности. Не хотелось терять, ломать что-то и без того слишком хрупкое. Не хотелось пробовать на вкус эту тягостную боль, не хотелось входить в нее снова.

Значит, пора заканчивать самозабвенно делать всё вышеперечисленное. И без того пил он тоску большими, жадными глотками.

В Маяке он сумел отпустить прошлое, а сейчас пришел черед разобраться с настоящим.

— Честно говоря, ты тоже не совсем человек, — возразил Себастьян, помимо воли задетый ее словами, острыми, отобранными специально, чтобы ранить. Словами, что вошли в его сердце глубоко, как заточенные лезвия боевых звезд, которые так любила использовать Маршал — бесшумный воин смерти. — Я не верю в силу человеческой крови, которой бредит Альбер. Скорее всего, мутации Искажения — отдаленные последствия связей с другими расами, которым случайно удалось закрепиться. А значит, ты такая же полукровка, как…

— Я не такая, как ты! — отчаянно замотала головой Искаженная. Сердце ее колотилось: от крайней степени волнения, захватившего девушку, она дышала тяжело и прерывисто. — Да, Альбер дурак. Это подтверждает то, что он не сумел спасти нас, как и предсказывал мой бедный отец… Судя по информации, что стала мне известна, не менее девяти десятых Искаженных Ледума были найдены и казнены инквизиторами во время недавней резни. Это конец, конец всему! Они не заслуживали смерти, а ты… ты — мерзкая ошибка природы! Ты словно проклят, ювелир. Куда бы ты ни шел, повсюду тянется за тобою кровавый след. Посмотри на свои руки — на них кровь, кровь многих, ушедших в небытие. Ты знаешь это и сам, и потому тебе невыносима жизнь, которую ты ведешь, и невыносим ты сам. Я помогла тебе пережить еще немного дней, я стала твоим лекарством от реальности, может горьким, а может и сладким. Но я не стала Моник… и за это ты возненавидел меня. Возможно, ты не разделяешь любви и ненависти. Что ж, в таком случае, Моник ты ненавидишь еще сильнее…