– Я не желаю!
– Не желаешь, – сообщил он, – не ешь.
– А ты будешь сидеть, – спросила она с возмущением, – и есть? При мне?
Он поднял от мешка голову и смерил ее взглядом. Девчонка красивая, но слишком кукольная, изнеженная, ненастоящая. Крупные голубые глаза, длинные загнутые ресницы, маленький пухлый рот, как у ребенка, маленький носик, да еще и вздернутый, приподнятые брови, из-за чего на лице постоянное выражение удивления и некоего укора, будто он что-то не так сделал. Птичий щебечущий голосок, слишком тонкий, пищащий, капризное выражение на мордочке…
Ладно, потерпим. В деревне, где корчевал лес, он терпел намного больше.
Она в свою очередь рассматривала его с неприкрытым вызовом. Высок, широк в плечах, но еще не набрал достаточно мяса, как у взрослых мужчин, хотя кости массивные, а жилы везде объемные, толстые, что говорит о будущей или уже нынешней силе. Пластины грудных мускулов почти плоские, но уже очерчены будущие объемы, будет нечто громадное. Тонок в поясе, это понятно, еще мальчишка, ноги мускулистые, значит, не всегда в седле, приучен бегать и сам…
Но главное – лицо: бесстрастное, холодное, где ни одна черточка не двигается, глаза иногда просто сонные. Лишь однажды в них загорелся красный огонь, а радужка стала пурпурной, ее охватил тогда холодный ужас, будто посмотрела в глаза самой смерти, но он лишь стоптал конем загородивших дорогу напавших на город. Вырвались на простор, и глаза снова стали холодными и равнодушными, как у рыбы.
Ютланд разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, опустился на землю и довольно потер руки.
– Тебе сколько лет? – спросил он внезапно.
– Двенадцать, – ответила она с вызовом. – Скоро будет тринадцать!
Он оглядел ее снова. Слишком много драгоценностей на слишком пышном платье, что делает ее старше, а на самом деле, оказывается, даже моложе на целый год.
– И такая дура, – сказал он сухо.
Она вскипела:
– Это почему же?
– Должна знать, что в походе даже тцары не капризничают. И жрут все, что попадается в дороге.
Она сказала капризно:
– Это что, я должна такое есть?
Он кивнул:
– Да.
– Я не хочу, – заявила она и гордо вскинула мордочку. – Я эту гадость кушать не буду!
Он сдвинул плечами.
– Как знаешь.
Она некоторое время с великим удивлением следила, как он ест с великим удовольствием, кости сочно хрустят на крепких, как у волка, зубах. Высосав сладкий мозг, он небрежно отбрасывал раздробленные осколки, смачно облизывал пальцы, брал, не глядя, другой кусок и снова хрустел с удовольствием и даже сладострастно, словно в нем пробуждался лесной волк.
– И что, – спросила она с великим изумлением, – ты не собираешься меня кормить?
Он снова сдвинул плечами.
– Это как, с ложечки?
Она выкрикнула:
– Как положено!
– Там еще остался кусок, – сказал он и указал взглядом.
– И что? – повторила она.
– Возьми, – сказал он равнодушно, – если хочешь. Пока я не взял.
Она заявила громче:
– Я это есть не буду!
Он поморщился.
– Не будешь и не будь, но зачем кричать?
Она взвизгнула:
– Но я изволю кушать! Я хочу есть.
– Так ешь, – буркнул он.
– Это, – повторила она раздельно, – я… есть…не… буду!
Он зевнул, закинул руки за голову.
– А зачем мне об этом сообщать? Болтливая ты какая-то… Хотя чего ожидать от женщины?
Она с великим изумлением смотрела, как он лег прямо на том месте, где только что ел, почти рядом с затушенным костром, подложил под голову седельный мешок и сразу закрыл глаза.
– Ты чего делаешь? – взвизгнула она. – Спишь?
– Думаю, – буркнул он. – Хоть можно бы и поспать…
Некоторое время он наслаждался тишиной, и вдруг она завопила отчаянным голосом. Ютланд вскочил, в руке палица, дико огляделся. Мелизенда, сидя у костра, отползает на заднице, упираясь в землю пятками.
– Что?
– Паук! – завизжала она. – Убей!
Он ответил раздраженно:
– С какой стати?
– Он меня укусит!
– С какой стати? – повторил он.
– Он… злой!
– Это ты злая, – ответил он. – Убийца.
Она, не веря глазам, смотрела, как он снова лег, укрылся походным одеялом и снова прикрыл глаза. А паук остановился на том месте, где она только что лежала, нагретое ее телом место понравилось, он прижался толстым пузом к земле и замер. Она рассердилась на бесчувственного пастуха настолько, что забыла про страх, цапнула сухую ветку и начала колотить по земле.
Паук вздрогнул приподнялся на всех восьми лапах и… опрометью ринулся в темноту. Она с сильно бьющимся сердцем опустилась на землю, не выпуская ветку из рук. Этот молодой пастух дрыхнет, абсолютно уверенный, что спасать ее от злобного и ужасного паука занятие ниже его мужского достоинства.
Он вдруг спросил резко, не открывая глаз:
– Если ты принцесса из далекого Вантита… то как и почему ты оказалась посреди Артании?
Она поморщилась, вообще-то он должен сперва испросить у нее разрешения задать вопрос, но, похоже, этого дикаря хорошим манерам не обучить.
– По своей дурости, – ответила она неохотно. – Меня хотели отдать замуж за принца Антангал Золотое Стремя. Это в Сколотии, есть такое могучее государство…
Он перебил:
– Замуж? В двенадцать лет?
– Отдать замуж, – повторила она раздельно, – но не в двенадцать. В двенадцать решили обручить нас. Я сама настояла! Не хочу, чтобы выдавали замуж, как овцу, хотела сперва посмотреть на жениха. Если бы не понравился, я бы отказалась. Я – любимая дочь, единственная, отец меня очень любит! Он не стал бы принуждать.
