Юсуф из Куюджака - [6]

Часто Юсуф брал с собой к источнику Муаззез. По дороге он разговаривал с Али, а Муаззез, крепко держа его за руку, молча семенила ножками по камням разбитой мостовой. Когда Юсуф, прерывая разговор, смотрел на нее, девочка поднимала голову и улыбалась. Но, споткнувшись о какой-нибудь камень, она морщилась и поневоле снова опускала глаза. Это забавляло Юсуфа. Дружба его с Муаззез становилась все крепче. Иногда родители, не в силах сладить с девочкой, обращались за помощью к Юсуфу, и не было случая, когда бы Муаззез не послушалась его. Они привязались друг к другу еще и потому, что оба были одиноки и заброшены.

По сравнению с Назилли, Эдремит был большим «культурным» центром. Шахенде-ханым нашла здесь много равных себе по уму приятельниц и соседок. С ними она сплетничала, веселилась и развлекалась. Саляхаттин-бей дома почти не бывал. Государственные дела и ночные попойки отнимали столько времени, что дети иногда по неделям не видели его.

Старая служанка из Румелии (Румелией называют оставшуюся в границах Турции территорию Восточной Фракии), накрыв стол, уходила спать в свою комнату, предоставляя детям делать все, что заблагорассудится. Не будь Юсуфа, озорная Муаззез перевернула бы весь дом. Но он всегда руководил ее играми и был не только ее товарищем, но и, в меру своих сил, воспитателем.

VII

Другим приятелем Юсуфа был Кязым, сын Рюштю-эфенди. Его отцу принадлежал большой сад, поэтому здесь чаще всего собирались играть дети. Их привлекало обилие плодовых деревьев. Но еще сильнее, словно магнит, притягивало к себе развесистое тутовое дерево с черными кисловатыми плодами. Некоторые мальчишки и дружили с Кязымом только ради этой шелковицы.

В часы вечерней прохлады дети и подростки облепляли ветви старого дерева. Из его густой зеленой листвы то высовывалась качающаяся нога, то тянулась кверху чья-нибудь рука. Когда мальчишки слезали с дерева, их лица, руки, рубашки были сплошь разукрашены темно-вишневыми пятнами. Набрав полные горсти тутовых листьев, они терли ими друг друга, чтобы вывести пятна, а потом бежали мыться к колонке.

Кязым ходил в школу и уже помогал отцу в мануфактурной лавке. Он был среди них самым старшим и самым расчетливым. Он ничего не делал просто так и за съедение шелковичных ягод требовал расплаты во время пятничных прогулок, когда кормился за чужой счет. Пятничные прогулки были одним из главных развлечений всех мальчишек квартала. Еще в четверг заготовлялась халва, а в пятницу утром стряпали гювеч или кяыт кебабы (Гювеч - кушанье из мяса, фасоли и овощей, которые тушат в специальном горшке. Кяыт кебабы - рубленое мясо, которое жарят в духовке, обернув бумагой) или же брали с собой сырое мясо, чтобы приготовить его в поле. Самым искусным поваром среди мальчишек слыл сын местного чиновника Васфи. Но он был порядочным трусом и подлизой, и его неохотно брали с собой. Особенно не любили его за ябедничество. Но его шутки смешили ребят, и поэтому они его терпели. Как и Кязым, он кормился за чужой счет, но с той разницей, что ничего не давал взамен.

Щедрее всех был Ихсан, сын хаджи Рифата (Хаджи - паломник, побывавший в священных городах мусульман Мекке или Медине). После того, как год назад его отец в результате несчастного случая погиб на охоте (кое-кто говорил, что это был отнюдь не несчастный случай, а месть албанца Галиба-аги, с которым они враждовали из-за оливковой рощи), четырнадцатилетний Ихсан стал главой дома и владельцем всего отцовского состояния. В последнее время он редко бывал в школе, а если и приходил, то лишь для того, чтобы поговорить о женщинах и кутежах, в которых он принимал участие, вызывая у подростков зависть и удивление. Мальчишки смотрели на него как на вполне взрослого и считали для себя честью находиться в его обществе. У щедрого Ихсана был один недостаток - он был избалован и слишком задирист. Нередко из-за пустяков втягивал в драку целый квартал.

На пятничные прогулки мальчишки часто брали с собой ягнят, которых держали в каждом доме. Пока ягнята паслись в густой траве, одни разжигали костер и готовили еду, другие купались в арыке. Перекусив на скорую руку, принимались петь песни, играли на дудках, принесенных с собой или вырезанных тут же из ракиты, воровали в соседних садах зеленый миндаль и незрелые сливы. Самые благоразумные, усевшись под деревом, присматривали за ягнятами и рассказывали друг другу истории об удальцах и разбойниках.

Радостно было видеть, как под вечер, ведя на поводу ягнят, они возвращались в город, усталые, с охапками травы за спиной и длинными свежесрезанными палками в руках.

VIII

Незаметно проходили долгие, похожие друг на друга годы. Квартал был все таким же, все те же были товарищи у Юсуфа, по-прежнему стояла перед домом мельница и все те же женщины крутили ее, но у расстеленных на земле покрывал с крупномолотой пшеницей уже играли их дети, а руки и голоса женщин огрубели и глуше стал их смех.

Шесть лет прошло с тех пор, как Юсуф покинул Куюджак. Казалось, он совсем забыл свою деревню. Однако, когда он ссорился с городскими мальчишками, ему с какой-то смутной, безотчетной горечью вспоминались деревенские друзья.