Юровая - [9]

Шрифт
Интервал

— Справятся, сами принесут!

— А-а-а!.. Ну, этого жди-и-и! Однако ни в какой молитве не сказано, чтобы мужик справился, да сам долг принес. Ты вон и божился отдать, а Кондратий Савельич, то ись, и карманы, говорит, в штаны вшил, а денег все нет да нет!

— Не сами деньги-то делам, и рад бы, друг, отдать-то, да где их возьмем, — с глубоким вздохом произнес Кондратий Савельич.

— И у меня-то вот горе! Завода-то нет, не куют их кузнецы! — заметил ему Петр Матвеевич.

— Сравнил ты себя и нас! — прервал его Кулек.

— Из одного месива-то, а по Христу все братья.

— Братья-то братья-я! И месиво-то одно, да, вишь, не одними рубахами прикрыто: на твоем-то вон ситец, а на нашем-то дерюга, ты и тысчами воротишь, да ох не молвишь, а мы за копейку-то спину гнем-гнем, — хоша жерновом выправляй, а все не в прибыль!

— Послушаю я, на разговор-то ты гладок, да на деле-то никак коряв; ты зачем ко мне пришел-то а?.. Пукеты расписывать?..

— Сосчитаться!

— И считайся! А энти разводы-то к ярманке побереги, — длинна, потреплешь исшо язык-то; энти песни про нужду-то вашу я каждый день слышу, и наскучат. Ты вот скажи-ко, деньги-то принес ли?

— Уж был ответ — нету!

— По крайности, коротко сблаговестил, и за то спасибо; а говоришь — сосчитаться; как же считаться-то будем, а?

— Рыба есть — бери, те ж деньги!

— И давно бы этак сказал… Неси!

— Почем пуд-то возьмешь?

— Энто уж мое дело, тебя оно не касающе…

— А-а-а! — с удивлением произнес Кулек.

— И ахай, кулик, на гагу, что много пуху. Исшо чего скажешь, ну? Цену-то любопытно бы? — снова спросил он. — Коль знать охота пришла — шесть гривен на свал!

— Ще-е-едро ж! — насмешливо ответил Кулек, искоса оглядев Петра Матвеича, с невозмутимым хладнокровием барабанившего пальцами по столу. — Боязно отдавать-то тебе по этой цене, — продолжал он, — облопаешься!

— Не пужайся за чужое-то брюхо — свое подвязывай…

— Наше-то завсе налегке: с трудового-то хлеба вширь не полезет, стало быть и подвязывать нечего; а уж за экую-то цену ты нашей рыбки не возьмешь, Петр Матвеич, не-е-ет! Ноне времена-то, пожалуй, что и гага на кулика поахает — и пуху мало, да нос востер!

— Кто ж бы это с вострым-то носом нашелся запрет-то положить, мне взять ее, а? — весь вспыхнув, спросил Петр Матвеевич, устремив на него свои прищуренные, сверкающие глаза, — не ты ль?

— Не знаю. Ровно мы ловили-то, никто не приезжал помогать, а обирать-то вот понаехали! — твердо выдержав взгляд Петра Матвеевича, ответил Кулек.

— На эких-то востроносых хозяев я тьфу! Видел? — спросил он, сплюнув в сторону.

— Видел.

— Энто что ж по-твоему, а?

— Плевок.

— А на кого плюют, стало быть, тот человек внимания не стоящий, понял? Выходит, и разговаривать мне с тобой не о чем!

— Не закажешь! Иной и на икону плюет, да опосля ей же молится! — с иронией заметил Кулек.

Но Петр Матвеевич, не обратив внимания на последнее замечание Кулька, молча встал с лавки и, подойдя к полотенцу, висевшему на маленьком зеркальце, отер им лоб и губы.

— Ты чьи деньги-то брал, а? — снова обратился он к Кульку.

— Твои…

— А помнишь, под чего брал-то?

— Под рыбу.

— Стало быть, обещал вместо денег рыбу отдать: так оно аль нет? И расписку, кажись, в этом дал, а? "Абизуюсь отдать рыбой осеннего улова…"

— Дал.

— Кому ж ей надлежит теперь распорядок-то делать: тебе аль мне? Как ты это в толк-то возьмешь, ну-ко?

— По моему толку-то, как ни верти, а все выходит, хозяева-то мы, и цена должна быть наша, а не твоя… Ты кладешь ее в шесть гривен, а мы-то в два с полтиной, да в рупь сорок, да в рупь восемь…

— О твоей-то цене и не спрашивают, будь благонадежен! — насмешливо прервал его Петр Матвеевич. — Что ж ты мне ее суешь-то, этак и все бы вы, дай только повадку, забрали бы деньги да опосля того и грошовую вешшь в сто рублев клали… так бы вас и послушали и спросили?..

— О-о-о! Что деньги-то твои взял, так и не спросят?

— Обнакновенно, не спросят.

— Без спроса, что ль, так и возьмут хоша бы ту же рыбу?

— И возьмут! А ты вот в разговорах-то не проклажался бы, а нес бы ее, слышишь?

— Слышу, да только ноне рыба-то у меня скусная да ядреная — на диво рыба! — насмешливо начал Кулек, — не по твоему брюху экая, право: найдутся и почишше охотники-то! — И, повернувшись боком, он отошел к двери. — Бо-о-огат будешь, за экие-то деньги ее отбирать, с надсады-то карманы разлезутся, боязно за тебя же! Пойдем, Вялый! — произнес он, выходя за дверь и сердито хлопнув ею.

Петр Матвеевич молча выслушал заключительный монолог Кулька, но заметно было, как губы его побелели, и звук от ударов пальцами в стол сделался резче и отрывистее.

— И поплачь вот с денежками-то, и ве-ерь! — обратился он к Кондратию Савельичу, убого поглядывавшему на него в ожидании своей очереди. — Ну-у, после эких уроков денежки-то вздорожают!

— С чего б вздорожать-то им, деньгам-то, говорю? Деньги-то не рыба, Петр Матвеич, им завсе ход, особливо у торгующих; и самолова не закидывай, сами в руки плывут! — ответил Кондратий Савельич, пристально посмотрев на Петра Матвеевича, как бы желая проникнуть в затаенный смысл его слов.

— Ну, и в торговом-то деле, Савельич, тоже самолов надоть: как они в руку-то задарма пойдут, милый, денежки-то! Иной как ни потрафляй, все убыток, а иной и ни с чего фортит!


Еще от автора Николай Иванович Наумов
Святое озеро

В последней трети XIX века русская литература достигла блестящего расцвета. Лев Толстой и Щедрин, Достоевский и Островский, Глеб Успенский и Гаршин, Мамин-Сибиряк и Лесков, Короленко и Чехов создали в своих произведениях широчайшую панораму русской жизни, раскрыли ее "внутренние пружины", показали трагизм положения народа, доведенного до крайней степени нищеты и бесправия. Рядом с прославленными представителями русской литературы работали так называемые "второстепенные" писатели. Они не только развивали тенденции своих великих предшественников — классиков реализма, но были инициаторами разработки новых вопросов, выдвижения новых героев, новых принципов художественного изображения.В настоящее издание вошли произведения И.А.Салова, А.О.Осиповича-Новодворского, Н.И.Наумова, Н.Н.Златовратского, С.Н.Терпигорева, Г.А.Мачета.


Рекомендуем почитать
Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Слепой Дей Канет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.