Юрова гора - [10]

— Это невозможно, — превозмогая чувство негодования, ответил он. — Мои люди не продаются. Ты говорил о законе. Так вот, у нас нет такого закона, чтобы продавать людей.

Амурат перевел смысл сказанного своему господину — и уже через минуту опять обратился к старосте:

— Говоришь, нет закона. Мустафа-бей предлагает тебе утвердить его. Такой закон существует во всех цивилизованных странах.

— У твоего бея странное представление о цивилизации, — ответил пан Петр и оглянулся на своих подчиненных.

Те засмеялись...

Это было явной промашкой со стороны его милости. Смех осажденных насторожил визиря. Толстяк как-то весь сжался. Казалось, вот-вот голова его спрячется под грудной панцирь. Черные глаза его заблестели и забегали, как мышки, угодившие в ловушку, а белое лицо потемнело. Услышав перевод, Мустафа зло рявкнул.

— Значит, ты за продолжение войны? — перевел его слова Амурат.

— Я готов заплатить, чтобы ты ушел, — глядя в лицо толстяку, спокойно ответил пан Петр. — Мы могли бы поторговаться. У меня есть деньги.

— Деньги Мустафе не нужны, — выслушав ответ своего господина, сообщил Амурат и, глядя на пана Петра, разочарованно развел руками, как бы посочувствовав тому. — Ему нужны люди, много людей.

— Люди, люди, — кивая, неожиданно проговорил толстяк и облизал губы.

— Это невозможно, — громко, хотя и без признаков раздражения, повторил пан Скарга. В голосе его прозвучала твердость.

Переводчик и его господин переглянулись — оба поняли, что переговоры зашли в тупик. Но, кажется, у Мустафы заранее было припасено какое-то решение, потому что вместо того, чтобы продолжать разговор, он вдруг кивнул. И Амурат сказал:

— Мой господин предупреждает тебя, пан Скарга, что если до рассвета ты не выведешь на площадь треть своих людей, то он сожжет вот этот храм, — и татарин безжалостно указал плетью на стоявший на возвышении костел.

Лицо пана Петра потемнело. Бедняга хотел было ответить, но Мустафа опередил его. Злобно глядя на старосту, он поднял кулак и громко проревел на своем ужасном тарабарском языке. Как только он закончил, Амурат перевел:

— Мой господин недоволен. Он говорит, что своим упрямством ты, пан Скарга, погубишь своих людей. Он обещает ежедневно вывешивать на площади головы тех, кого наши люди будут отлавливать на окрестных хуторах или в лесу. И делать это он намерен до тех пор, пока ты, упрямец, не образумишься.

Амурат еще переводил, а Мустафа уже разворачивал своего вороного. Татарские всадники засуетились. Они пропустили бея, а потом, пришпорив коней, понеслись в ту сторону, где их поджидал большой отряд...

Пан Петр и те, кто сопровождал его, остались на площади в одиночестве. Староста не торопился. Он размышлял. Его беспокоили угрозы. Бедняга не видел своей вины в том, что все так повернулось. Он не собирался хитрить, заигрывать с врагом и тем более идти у него на поводу. И тем не менее чувствовал, что как дипломат проиграл... Нуждаясь в поддержке, пан Петр невольно оглянулся на костел, трижды перекрестился. Он призван Бога засвидетельствовать, что поступил правильно, заступившись за людей. И тут же попросил, чтобы Всевышний заступился за храм и тех, кого Мустафа грозил обезглавить. Ему ничего не оставалось, как надеяться, что Бог услышит его просьбу и поможет невинным...

Глава 6. Первая вылазка

Стоило пану Петру появиться в башенном зале, как он попал под перекрестные взгляды членов городского совета. Царившая в зале тишина подсказала старосте, что советники жаждут сведений...

Пан Петр уже принял решение: никакой поблажки татарам, сидеть в замке и ждать. «Нечего бояться охмеленного победами дикаря, — рассуждал он. — Выскочка вздумал назвать себя беем, господином и теперь льстит своему самолюбию тем, что угрожает другим. Проходимца мало наказывали!» Поэтому сначала он успокоил советников.

Потом было принято решение выслать смельчаков к виленскому воеводе, с тем чтобы подтвердить истинность и масштабность трагедии и поторопить с возможностью помощи.

Смельчаков нашли скоро... Позже, когда стемнело, они перебрались по тоннелю под стеной и, одолев обводной ров, ушли в сторону ближайшего леса...

Ночь прошла спокойно. Осознав, что приступом замок не взять, татары не отважились на повторный штурм. Их видели то на площади, то на вершине какой-нибудь городской горки. Держась небольшими отрядами, они то появлялись в поле зрения осажденных, то надолго исчезали, растворяясь, словно мираж.

На следующее утро, одевшись, пан Петр направился в зал заседаний.

В зале было пусто. Но уже в самом спокойствии, царившем как в замке, так и за его пределами, угадывалось что-то зловещее, зачатие бури. Пан Петр никак не мог забыть страшной угрозы Мустафы...

Повернувшись к образу на стене, староста помолился, попросил у Господа сохранить его людей от болезней и стрел варваров. Не забыл он и о тех, кого выслал накануне к пану воеводе. Позже, когда взошло солнце, гайдук пригласил его к завтраку... Но поесть старосте не довелось. Покончив с молитвой, его милость услышал, как дозорные на башне и на стене вдруг подняли крик: «Пожар! Святыня горит!» Вспомнив о вчерашней угрозе, пан Петр бросился к окну...