Юродство и столпничество - [30]

; святый Василій, „разумъ непрелестенъ стяжавъ, посредѣ молвъ сохранилъ себя" [CCXXXII]; онъ, крѣпостію ума непоколебимь пребылъ и надъ страстьми воцарился"; умъ его постоянно былъ занятъ богомысліемъ: „всегда Бога зря ума чистотою". Его внутренній духовный взоръ, всегда обращенный къ Богу и совнѣ выражался тѣмъ, что глава его всегда была поднята къ небу, и очи его устремлены горѣ. „Много говорить – не миновать грѣха" [CCXXXIII], говаривалъ святый Василій. И руководясь этимъ указаніемъ премудраго, онъ, ничтоже глаголаше, аки безгласенъ творяшеся, утаитися мня отъ человѣкъ добродѣтельми, Богу же точію вѣдомъ быти", „въ мірѣ жилъ безмолвно, яко въ пустыни, въ народѣ пребывая, яко въ кающихся обители [CCXXXIV]; святый Михаилъ Клопскій умъ свой обращалъ на пріобрѣтеніе душевной чистоты [CCXXXV]; „егда умомъ возлетѣлъ еси отъ темныхъ на небесная, тогда невозвратнымъ путемъ управился въ царство небесное", поетъ святая Церковь преподобному Михаилу въ канонѣ; святый Симеонъ „умъ свой непрестанно простиралъ къ Богу" [CCXXXVI] и заботился о томъ, чтобы умъ свой „несмущенъ посредѣ плищей [6] соблюсти" [CCXXXVII]. Про святого Іоанна Устюжскаго разсказывается, что онъ, „присно безъ сна въ нощи пребываше, моляся Богу, и ходя унылымъ и сѣтованнымъ лицомъ" [CCXXXVIII]; святый Прокопій Устюжскій, „творяшеся яко безуменъ и несмысленъ предъ человѣки, разумъ свой весь углубленъ въ Бозѣ имѣяй" [CCXXXIX]: фактъ притворнаго безумія отмѣченъ и въ нашей свѣтской литературѣ. – „Лицо юродиваго, когда остался онъ наединѣ. описываетъ одинъ писатель, не выражало, какъ обыкновенно, торопливости и тупоумія; напротивъ, онъ былъ спокоенъ, задумчивъ и даже величавъ. Движенія его были медленны и обдуманны" [CCXL].

Значитъ, отрѣшенность отъ ума у святыхъ юродивыхъ была сознательная и не внутренняя. Послѣдней отрѣшенности въ святыхъ юродивыхъ предполагать нельзя; и въ возрожденномъ благодать хотя замѣняетъ умъ, такъ же какъ солнечный свѣтъ – свѣтъ возжигаемый, но не исключаетъ, однако, его дѣятельности. И возрожденному нуженъ указатель, который бы говорилъ ему, что онъ имѣетъ божественнаго руководителя и слѣдуетъ его велѣніямъ, – нуженъ наставникъ, который бы указывалъ средства, какъ сохранить и утвердить въ себѣ дарьі благодати. Сейчасъ только мы говорили о томъ, что умственная дѣятельность святыхъ юродивыхъ не была безсознательной; напротивъ, она совершалась по предварительно обдуманнымъ планамъ, (днемъ юродствуетъ, а ночью молится). Значитъ, внутреннее отношеніе къ уму у святыхъ юродивыхъ было естественное. Они отрѣшались отъ ума только во внѣшней жизни. Внѣшній образъ жизни составлялъ для нихъ то поприще, на которое они являлись, свергнувъ съ себя владычество ума. Здѣсь на совершеніе только нѣкоторыхъ дѣйствій простиралось это владычество ума, и именно тѣхъ, какъ видѣли, которые относились къ самому существу въ дѣлѣ спасенія, хотя у нихъ совершалось и это своимъ особеннымъ образомъ. Но для той стороны внѣшней жизни, которая не относится существенно къ вѣчному спасенію, но которую обязывается человѣкъ устроять по извѣстнымъ законамъ и правиламъ, какъ чувственно-духовное существо, какъ обитатель настоящаго міра, членъ видимаго общества вѣрующихъ, – для этой стороны святые юродивые и отвергались ума. А такъ какъ эта сторона внѣшней жизни ближайшимъ образомъ находится также подъ распоряженіями ума, утверждается на его законахъ, упорядочивается его правилами и предписаніями, то съ отреченіемъ для этой жизни отъ ума, во внѣшней жизни святыхъ юродивыхъ естественно долженъ произойти безпорядокъ. Послѣ этого они въ общественной жизни являлись подобными несмысленнымъ дѣтямъ. Попеченіе о пищѣ, одеждѣ, приличіи, словомъ – всѣ обязанности, изъ выполненія которыхъ большею частію слагается дѣятельность существа разумно-чувственнаго, для нихъ оставались какъ бы неизвѣстными, ненужными, и это то совершенно выдѣляло ихъ изъ среды окружающаго ихъ общества. Но, притворно отвергаясь ума, они расширяли его внутренно для Бога и наполняли его по выраженію церковной пѣсни, мыслей неизреченныхъ (изъ службы святому Лаврентію); измѣняя свои отношенія къ міру, но находясь въ немъ, святые юродивые старались быть внѣ его, увеличивая кругъ умственной дѣятельности для Бога, стараясь ввести себя въ Бога – уподобиться Ему, какъ Онъ сказалъ: „будите во Мнѣ" [CCXLI], возрасти въ себѣ внутренняго человѣка по заповѣди апостола [CCXLII]. Святые юродивые, какъ видѣли, старались имѣть и имѣли постоянно Бога въ своемъ разумѣ, по апостолу [CCXLIII], т. е. они не только истинное имѣли въ своемъ умѣ понятіе о Богѣ, но и сдѣлали его руководительнымъ правиломъ въ жизни, во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, сообразуясь съ Нимъ, возжигая въ своемъ сердцѣ къ Нему чистѣйшую любовь.

Дѣлаясь сторонниками всего истиннаго, святого, святые юродивые главнымъ мотивомъ воли своей считали умъ и имъ опредѣляли къ дѣятельноcти свою волю, не давая чувственнымъ мотивамъ брать перевѣсъ. Эта мысль символически выражена святымъ Симеономъ юродивымъ въ слѣдующемъ дѣйствіи: онъ носилъ на своей головѣ вѣнокъ изъ масличныхъ вѣтвей и травы, а въ рукѣ вѣтку и, ходя по городу, громко взывалъ: „торжество побѣдителю царю и граду его"; впослѣдствіи онъ объяснилъ діакону Іоанну, своему другу, смыслъ этихъ словъ: „городомъ онъ называлъ душу, а царемъ – умъ, надъ страстями владычествующій