. Апостолъ Павелъ пишетъ это къ Коринѳянамъ, у которыхъ въ большой силѣ и уваженіи была языческая ученость. Эта ученость возбуждала въ христіанахъ самомнѣніе и кичливость и не допускала ихъ въ смиреніи сердца искать подкрѣпленія и силы въ благодати. Поэтому, св. апостолъ Павелъ и предлагаетъ христіанамъ истребить излишнюю довѣренность къ своему уму и съ глубокимъ смиреніемъ предать себя водительству вѣры въ силу креста. Теперь – если святымъ юродивымъ отреченіе отъ ума въ томъ видѣ, въ какомъ оно въ нихъ совершалоcь, представлялось нужнымъ и дѣйствительнымъ для спасенія, если въ этомъ увѣряла ихъ совѣсть, убѣждалъ разумъ, подтверждала вѣра, то ужели они не имѣли права рѣшиться на это средство для спасенія? и теряетъ ли это средство свою важность отъ того, что не заповѣдуется въ такомъ именно видѣ священнымъ Писаніемъ? Правда, съ перваго взгляда такое отреченіе отъ ума представляется даже и вовсе несовмѣстимымъ съ природою человѣка; отрѣшить себя отъ обязанностей ума, на которыхъ держится весь порядокъ человѣческой жизни на землѣ, значитъ быть человѣку не человѣкомъ, по крайней мѣрѣ не такимъ, какимъ онъ долженъ быть въ этомъ мірѣ, въ настоящемъ состояніи. Но если глубже всмотрѣться въ наше существо, то основаніе для „юродства" можно найти въ самой лучшей и высшей части его, въ которой одной сохранились остатки величія нашей природы, въ которой одной лежатъ сѣмена высокаго ея назначенія. Въ самомъ дѣлѣ, ужели духъ нашъ, назначенный для жизни высшей и безсмертной, долженъ быть въ рабскомъ подчиненіи только тому порядку, какой существуетъ на землѣ? ужели онъ для вѣчнаго не свободенъ отказаться отъ подчиненности тому, что носитъ на себѣ печать только временнаго и случайнаго? нѣтъ! назначеніе духа нашего выше. И если онъ несетъ бремя подчиненности порядку міра чувственнаго, то единственно потому, что его силы еще не вполнѣ раскрыты, потребности не пробуждены, что онъ еще не вполнѣ возвысился надъ временнымъ, скоропреходящимъ. Если перемѣнить это, не вполнѣ сродное ему, состояніе на болѣе сродное, на то, въ какомъ ему приличнѣе быть, которое ближе къ его назначенію, то человѣкъ во многихъ отношеніяхъ явится другимъ. Это состояніе человѣка, очевидно, будетъ естественное, ему сродное; но если посмотрѣть на этого человѣка въ различныхъ отношеніяхъ его къ міру, то въ немъ легко можно замѣтить черты юродиваго. По мѣрѣ того, какъ силы духа развиваются и усовершаются, человѣкъ не можетъ не отрѣшаться отъ видимаго и временнаго и, слѣдовательно, не можетъ не отрѣшаться отъ той стороны своей души, которая приспособляется въ немъ къ настоящему его состоянію, въ которой находятся узлы, крѣпко связывающіе его съ видимымъ и временнымъ, – обязанности жизни его здѣсь, на землѣ. А при этомъ преобладающемъ развитіи силъ духа, при этой отрѣшенности отъ законовъ ума, приспособленныхъ къ настоящему состоянію, не можетъ не произойти разительнаго безпорядка во внѣшней, земной жизни, въ дѣятельности, относящейся къ земному положенію. Но такая дѣятельность не представляетъ изъ себя чего-нибудь несообразнаго съ нравственнымъ достоинствомъ человѣка. Вѣдь жизнь по законамъ нашего духа, во всякомъ случаѣ – естественна, и хотя тутъ будутъ отвергнуты законы того же духа, приспособленные къ земному его быту, но при всемъ томъ эта жизнь, какъ жизнь собственно духовная, всегда будетъ имѣть достоинство нравственно-доброй жизни въ глазахъ тѣхъ, для которыхъ духовная жизнь выше жизни, заключающейся въ предѣлахъ земной дѣятельности, – для которыхъ настоящая жизнь – приготовленіе къ жизни, сообразной съ существомъ свободно – разумнаго духа.
Отсюда, отреченіе отъ законовъ ума, приспособленныхъ къ настоящему состоянію человѣка при преобладающемъ развитіи высшихъ силъ ума, естественно: дѣятельность, устрояемая по законамъ этого послѣдняго – вполнѣ достойна нравственно-разумнаго существа; слѣдовательно, если должно предположить, что святые юродивые находились подъ вліяніемъ этой стороны ума, устрояли жизнь по ея законамъ и требованіямъ, то ясно, что, „юродство", несогласное съ обыкновеннымъ житейскимъ порядкомъ, имѣетъ свое основаніе въ природѣ нашего духа и вполнѣ согласно съ нравственнымъ закономъ.
Но для человѣка, слишкомъ далекаго и отъ той среды и отъ той жизни, какую рисуютъ прологи и четьи-минеи, отреченіе отъ законовъ ума святыхъ юродивыхъ представляется страннымъ, и онъ низводитъ ихъ на степень психически разстроенныхъ людей [CCXXVIII], только потому, что они не подчиняются общественной логикѣ. Христіанскій правильный взглядъ на мнимое безуміе святыхъ юродивыхъ не такой. Раньше мы имѣли случай говорить о томъ, что святые юродивые подражаніемъ Христу стремились къ богоподобію. Исполняя въ точности законъ евангелія, они тѣмъ самымъ благоустроялись въ внутренней своей жизни и, стяжавъ любовью своею къ Богу и ближнимъ союзъ совершенствъ [CCXXIX], они старались исполняться, по апостолу, во всякой премудрости и разума духовнаго [CCXXX], образовать и усовершать свой умъ въ духѣ евангелія. Умъ ихъ былъ устремленъ всегда къ Богу; такъ, святый Николай Кочановъ, „пребывая въ юродствѣ по стогнамъ града ходя, похабъ творяшеся, во устѣхъ же молитву имѣя къ Богу всегда"
