Юродивый - [80]

Наступившая тишина была какая-то неестественная и напряженная. Я даже услышал, как четырехлетний мальчик, жавшийся в дальнем углу, испугано вдохнул в себя воздух.

— Пощадите, не убивайте, — тем же что и раньше испуганным голосом продолжил молить хозяин, запрокидывая вверх лицо, чтобы поймать взгляд запорожца, в котором видел главную для себя опасность. — Я виноват и за все отплачу! Хочешь казну? Хочешь землю? Хочешь, — он пошарил взглядом по комнате, пытаясь на ходу придумать, чем еще прельстить убийцу, — хочешь дочку тебе отдам?

Нечаянная мысль так ему понравилась, что он разом воодушевился, заговорил быстро и убедительно:

— Дочку возьми! Зятем будешь! Не хочешь, так отдам, делай с ней что вздумаешь!

— Дашка, — приказал он, — иди сюда, моли за отца!

От общей группы отделилась девичья фигурка в такой же, как у всех ночной рубахе и робко приблизилась. Разглядеть ее было мудрено, только что испуганные глаза и длинную, слабо заплетенную косу, переброшенную на грудь.

Все молчали и ждали, что будет дальше. Девушка подошла, низко поклонилась и попросила неизвестно кого, запорожца или меня:

— Помилуйте батюшку.

Говорила она тихо, безжизненно, как-то, даже, мне показалось, отстраненно.

Понял это не только я, но и отец. Он разом забыл о тоне кающегося грешника и закричал:

— Кто так молит, дура! Моли со слезой!

— Помилуйте батюшку, — послушно, как приказал отец, жалостливо повторила девушка.

Мы никак на эту вынужденную мольбу не отреагировали, а казак еще и подтвердил это словом:

— Не нужна мне твоя дочь. Хватит болтать, нашкодил, умей держать ответ, — сурово сказал он, отстраняясь от рук боярина. Тот затравленно взглянул, не зная, что делать дальше.

— Где мой человек Гривов? — наконец смог спросить я.

— Какой еще человек? — явно не понял, барин, глядя не на меня, а на дочь. — Дашка снимай рубашку, вдруг закричал он, — пусть гость посмотрит какая ты справная.

Девушка удивленно посмотрела на отца, не понимая, что он от нее хочет.

— Снимай рубашку, дура! — истерично закричал он, дотянулся с колен до ее горла рукой, и рванул вниз ворот ее ночной рубахи. Ткань с треском разорвалась почти до пояса. Рубашка, скорее всего, была совсем ветхой. Девушка схватилась за порванные концы, инстинктивно пытаясь прикрыть грудь, но отец рванул вниз так, что она слетела с тела и Дарья оказалась совершенно голой. Ход был циничный, но почти беспроигрышный. Какой мужчина упустит такое зрелище!

— Смотри, какая девка! — закричал барин, толкая дочь прямо на остолбеневшего Степана.

Тот машинально обнял Дарью за плечи, а любящий отец, воспользовавшись заминкой, бросился к дверям, за помощью, но наткнулся на мою саблю.

— Куда это ты спешишь? — спросил я, приставляя ему клинок к горлу. — Мы еще с тобой не договорили! Где мужик, которого вечером привели из холодной?

— Мужик, какой мужик, — прошептал он, пятясь, от холодной стали.

Блеснувшая было надежда спастись, внезапно померкла. Я теснее прижал саблю к шее.

— В подклете, — сказал он, закидывая голову, чтобы не порезать горло о лезвие.

— Веди, — приказал я, — если дернешься и станешь звать на помощь, снесу голову!

Все семейство застыло в оцепенении на своих местах. Дети жались к стенкам, а громогласная супруга откинулась на подушках и, открыв рот, бессмысленно переводила взгляд с мужа на обнаженную дочь. Пунцовая от стыда и унижения девушка сжалась и пыталась прикрыться руками.

Мы с Кошкиным медленно пошли к дверям. Степан по идее должен был последовать за нами, но он вдруг отчебучил такое, что я едва сдержал улыбку: сбросил с себя камзол и накинул Дарье на плечи. Теперь они стояли близко друг от друга, он обнаженным по пояс, она с голыми ногами. «Красивая пара» — подумал я, впервые оценив внешность товарища, мощный, прекрасной лепки торс и открытое, простодушное лицо. Теперь оно было донельзя растерянное.

Мы с помещиком дошли до двери, и я тут же забыл о них.

— Прикажешь всем выйти во двор! — сказал я Кошкину, слегка поигрывая клинком.

Он намек понял и шепотом сказал, что все выполнит. Особенной уверенности в его добросовестном сотрудничестве у меня не было, но тянуть было нельзя, доски уже трещали под ударами. Я рывком отодвинул замок. Дверь стремительно распахнулась, и в светлицу влетел встрепанный мужик с круглыми от ужаса глазами. Он, еле справившись с инерцией, остановился и застыл посередине комнаты. Еще несколько голов просунулись из людской каморы, но, увидев возле дверей барина, скрылись.

— А-а-а! — вдруг на одной ноте закричал ворвавшийся к нам встрепанный холоп, но Степан шагнул в его сторону и сверху стукнул кулаком по голове. Тот оборвал крик и опустился на пол. От стремительного движения казака камзол слетел у девушки с плеч, но я не стал отвлекаться на чудное видение, и приказал Кошкину:

— Вели всем идти во двор.

Кошкин послушался и привычно прокричал команду. Сразу же послышался топот многих ног, В чем, в чем, а в неумении поддерживать дисциплину Афанасия Ивановича упрекнуть было нельзя. Когда мы с ним вошли в людскую, там никого не оказалось, только на полу валялось тряпье, служившее постелями дворне.

— Показывай, где мой человек, — сказал я, не давая помещику расслабиться.