Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний» - [29]
Парень. Это всегда он спит, когда просыпается?
Госпожа Фиала. Нет, только тогда, когда хочет кушать.
Яков. Я компот хочу кушать.
Парень. Яблоки крадут у вас, господин Фиала!
Яков (проснулся). Кто крадет яблоки?
Парень. Вот воровка стоит.
Яков. Чьи яблоки?
>Молчание.
Твои яблоки?
Госпожа Фиала. Наши яблоки, не сердись, Яков. У тебя порок сердца.
Яков. Пусть она ответит: чьи яблоки. Чьи яблоки, я тебя спрашиваю?
>Леля молчит.
Госпожа Фиала. Она не хочет с нами разговаривать. Ты что, барыня? Аристократка?
Яков. Чьи яблоки?
Леля. Ваши.
Яков. Ты что — профессионалка?
Леля. Нет.
Яков. В первый раз воруешь?
Леля. Да.
Яков. Голодная?
Леля. Да.
Яков. Если голодная, проси, а не бери. Ты, может быть, большевичка?
Леля. Да!
Парень. Все голодные — большевики!
Яков. Идем!
Леля. Куда?!
Яков (в сторону сцены). Туда! Помогай, мы тебе отобьем почки.
>Леля вырывается. Платье ее приходит в беспорядок.
>Яков берет за одну руку, парень за другую.
Госпожа Фиала. Яков, маленький Яков, не надувайся так. У тебя лопнет сердце!
>Лелю тащат к стене. Она вырывается.
>Платье ее разодрано. Она бьется.
>Ее поворачивают к стене, держат за руки, берут разгон.
>Леля кричит.
>Появляются наверху два полицейских>в [кепи и] черных пелеринках.
1 полицейский. Фиала, заколачивай двери! Идут!
>Отпускают Лелины руки. Она бежит.
Двери! Окна! Безработные идут по восточной дороге.
Яков. Держи ее! Держи! Держи!
Госпожа Фиала. Яков! Яков! Не кричи так! У тебя лопнет сердце!
1 полицейский (к парню). Стефан, все калитки запри! Заряди ружье. Слышишь, идут?
<…>.
Яков. Чьи яблоки?
Леля. Ваши. [Я ваши яблоки украла].
Парень. Окно закрывать надо.
Яков. Во всем виноват пастор. Он сказал: по восточной дороге идут безработные. Десять тысяч бродяг идет на столицу. Я сказал: надо заколачивать окна и двери. А пастор сказал: в нашей стране не может быть революции. Они голодные, но они христиане. Оставьте окна открытыми. В нашей стране собственность священна. Они пройдут с музыкой, спокойным маршем, чтобы скорбным своим видом ударить в закоренелые сердца богатых братьев. Так сказал пастор. И мы побились об заклад. Я спортсмен больше, чем собственник. Я встал ночью и открыл окно. Я выиграл заклад.
>Появляется пастор.
Парень. Господин пастор, вы проиграли.
Пастор. Кто эта женщина?
Госпожа Фиала. Воровка!
Пастор. Ты профессиональная воровка?
Леля. Нет.
Пастор. Ты в первый раз украла?
Леля. Да.
Пастор. Ты голодная?
Леля. Да.
Пастор. Почему же ты взяла себе чужую собственность? Ты, может быть, большевичка?
Леля. Да!
>Пауза.
Яков. А-а-а… Господин пастор, по условию пари вы должны вместе со мной участвовать в наказании вора…
Парень. А я?..
Пастор. Честь прежде всего. Я проиграл и должен заплатить долг чести.
358. 2. 79. Л. 11–16
Раздел В
Наброски и черновые варианты сцен, в переработанном виде вошедших в окончательный текст пьесы
/Евдокия (Дося) Татар иною, Маша, Филипп Росмер./
/Дося./ Тебе, Маша, я привезу гримировальные краски. Хорошая краска — кармин! — пахнет земляникой. Кто еще меня любит? Я знаю! Терентьева! Терентьева! Катя! Иди сюда. Когда я вернусь, ты уже будешь замужем. Она невеста Чернецова, правда?
— Теперь нет невест.
— Я еду в страну невест. В Европу. Слушайте: у нас и воскресений нет! Ни воскресений, ни невест… Катя, я тебе привезу подарок из-за границы. Что тебе привезти?
— Зачем тратить валюту. Это ты здесь такая добрая, а там над каждым долларом будешь дрожать.
— Я заработаю. Я прославлюсь на весь мир.
>Стук.
— Кто?
— Росмер.
— Росмер! Можно. Входите. Росмер, разве я, Евдокия Татаринова, не прославлюсь на весь мир? Разве в Европе таких актрис, как я, много?
— Нет, нет, нет таких актрис.
— Нет, сериозно. Я сериозно спрашиваю, Росмер. Только вы мне можете сказать правду. Скажите, Росмер. Только так… научно… не эмоционально… Может быть, я ошибаюсь?
— Все дело в том, насколько вы знаете язык.
— Язык?
— Главное: совершенное знание языка.
— Я немка.
— Ты говорила, что ты полька.
— Моя бабушка была полька. Ее звали Вероника.
— А ну, скажи, Маша, медленно и раздельно: Ве-ро-ни-ка.
— Ве-ро-ни-ка.
— Правда, чудное имя? Как изгородь. Знаете, есть такие цветущие ограды…
— Ты уже болтаешь от счастия сама не знаешь что. Нельзя так радоваться перед отъездом за границу. Это предосудительно. Можно подумать, что тебе здесь плохо.
— Когда вернетесь?
>Пауза.
— Мне дано разрешение на год. Через год я вернусь. Почему вы так смотрите? Что? Идите к черту! Я вернусь наверно. Я прославлю советское искусство за границей. Я скажу: меня сделал актрисой гениальный Филипп Росмер. Спасибо. Дайте Маше.
/Росмер./ Замуж выйдет за границей. Наверно выйдет.
/Дося/ (улыбнувшись ему). Не выйду, Росмер. Ей-богу, не выйду. За кого? Я их ненавижу. Я почти уверена, что там нет ничего… Там ужасно, наверное. Там дуры и дураки. Мелкие чувства, Росмер. У нас нет мелких чувств, правда? Революция освободила нас от мелких чувств[83]. Мы умные. Чем нас можно прельстить? Ничем. Мне ничего не надо.
[А слава?
Вот только славы нет.
Возвращайтесь скорее, Дося. Спешите. Я умру скоро. Да, да. Я уже…].
— Все ты брешешь, Дося.
— Я ничего не брешу.
— Как ты смеешь говорить о мелких чувствах… Сама за пустяк можешь глаза выцарапать. Ты не тщеславная разве? Тщеславная, завистливая.
В начале XX века театр претерпевал серьезные изменения: утверждалась новая профессия – режиссер, пришло новое понимание метафорического пространства спектаклей, параллельно формировалась наука о театре. Разрозненные кружки и объединения пишущих о театре людей требовали институционализации, и в 1921 году на основе Государственного института театроведения была организована Театральная секция Российской академии художественных наук. Эта книга – очерк истории ее создания, нескольких лет напряженной работы – и драматической гибели в месяцы «великого перелома».
Книга о формировании советского сюжета в российской драме 1920-х — начала 1930-х годов основана на обширном материале малоизвестных и забытых отечественных пьес. Увиденные глазами современного исследователя, эти яркие и острые тексты представляют выразительный историко-культурный срез российской жизни тех лет, её конфликтов и героев, теснейшим образом связанных с реалиями нашего сегодняшнего дня.
Книга известного издателя Великобритании Александра Гордона Смита включает эффективные идеи и полезные советы, которые помогут вам стать востребованным писателем. Увлекательное и вдохновляющее изложение автора дает возможность понять, в каком направлении двигаться дальше, если вы только вышли на тернистый путь написания книги или остановились на перепутье. Книга предоставит вам шанс создать произведение, основываясь на собственных эмоциях и мыслях, избегая штампов и банальностей. Рекомендации автора, основанные на его личном опыте писателя, редактора и издателя, помогут вам создать свое художественное произведение и написать настоящий бестселлер.
Борис Виан ─ французский писатель, и вообще, человек разнообразных талантов, автор ряда модернистских эпатажных произведений, ставший тем не менее после смерти классиком французской литературы, предсказав бунт нонконформистских произведений 60-х годов XX века. Романы, которые сам Виан считал главным в своём творчестве, никто не классифицирует как фантастику. Хотя фантастические ситуации и персонажи их буквально переполняют. Вспомните хотя бы производящих таблетки для аптек кроликоавтоматов, выращиваемые из семян оружейные стволы, или людей с птичьими головами из романа «Пена дней».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе книги - сборник воспоминаний о Исааке Бабеле. Живые свидетельства современников (Лев Славин, Константин Паустовский, Лев Никулин, Леонид Утесов и многие другие) позволяют полнее представить личность замечательного советского писателя, почувствовать его человеческое своеобразие, сложность и яркость его художественного мира. Предисловие Фазиля Искандера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Издательство «Фолио», осуществляя выпуск «Малороссийской прозы» Григория Квитки-Основьяненко (1778–1843), одновременно публикует книгу Л. Г. Фризмана «Остроумный Основьяненко», в которой рассматривается жизненный путь и творчество замечательного украинского писателя, драматурга, историка Украины, Харькова с позиций сегодняшнего дня. Это тем более ценно, что последняя монография о Квитке, принадлежащая перу С. Д. Зубкова, появилась более 35 лет назад. Преследуя цель воскресить внимание к наследию основоположника украинской прозы, собирая материал к книге о нем, ученый-литературовед и писатель Леонид Фризман обнаружил в фонде Института литературы им.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.