– Что за вздор! – сказал Юрий. – Как ты мог прикинуться колдуном?
– И, боярин! мало ли чем прикидываются люди на белом свете, да не всем так удается, как мне. Знаешь ли, что я не на шутку сделался колдуном и, если хочешь, расскажу сейчас по пальцам, что у тебя на душе и о чем ты тоскуешь?..
– Мудрен бы ты был, если б отгадал.
– А вот увидишь.
Кирша посмотрел на него пристально и продолжал:
– Боярин! тебя сокрушила черноглазая красавица – не правда ли?
Юрий поглядел с удивлением на запорожца.
– Что ты, боярин, слушаешь этого балясника? – сказал Алексей. – Большое диво отгадать, когда я сам ему об этом проболтался!
– Что дашь, боярин, – продолжал запорожец, не слушая Алексея, – если я скажу тебе, кто такова родом и где живет теперь твоя чернобровая боярышня?
– Перестань шутить, Кирша!
– Я не шучу, Юрий Дмитрия: ты видал ее в Москве, в соборном храме Спаса на Бору.
– Вот те раз! – вскричал Алексей. – Да этого я ему не сказывал! Видит бог, не сказывал! От кого ты узнал?..
– То ли еще я знаю! Вот ты, Юрий Дмитрич, не ведаешь, любит ли она тебя, а я знаю
– Возможно ли? – вскричал Милославский, остановя свою лошадь.
– Да, боярин; она по тебе сохнет пуще, чем ты по ней.
– Итак, она еще не замужем?
– Нет.
– Но кто она? где живет? как ты мог узнать?.. Говори, говори скорее!..
– И сердце твое не чуяло, что ты ночевал с ней под одной кровлею?.. Она дочь боярина Кручины-Шалонского.
– Невеста пана Гонсевского? – вскричал Алексей.
– Невеста, а не жена.
– Дочь боярина Кручины!.. – прошептал Юрий, побледнев, как приговоренный к смерти. – Боярина Кручины!.. – повторил он с отчаянием. – Итак, все кончено!..
– Нет, не все, Юрий Дмитрич! Мало ли что может случиться? И если тебе суждено на ней жениться…
– На ней!.. Никогда, никогда! – перервал Милославский, – но, может быть, ты обманулся… Да, добрый Кирша, ты, точно, обманулся… Эта кроткая девица, этот ангел красоты… дочь Шалонского… Невозможно!..
– Да что мы остановились, боярин? Лошадей балясами не кормят. Поедем шажком вперед; до деревушки версты три, так я успею тебе рассказать все, и тогда ты поверишь, что я тебя не обманываю.
Юрий слушал со вниманием рассказ запорожца, и чем вернее казалось, что прекрасная незнакомка – дочь боярина Кручины, тем мрачнее становились его взоры. Он не помышлял о препятствиях: обстоятельства и время могли их разрушить; его не пугало даже то, что Анастасья была невеста пана Гонсевского; но назвать отцом своим человека, которого он презирал в душе своей, соединиться узами родства с злодеем, предателем отечества… Ах, одна эта мысль превращала в ничто все его надежды! Если б все благоприятствовало любви его, то собственная его воля была бы непреодолимым препятствием. Супруг дочери боярина Кручины мог ли, не краснея, слышать об измене и предательстве? Мог ли призывать правдивое мщение небес и сограждан на главу крамольников, обрекших гибели и вечному позору свою родину? Если без Анастасии он не мог быть совершенно счастливым, то спокойная совесть, чистая, святая любовь к отечеству, уверенность, что он исполнил долг православного, не посрамил имени отца своего, – все могло служить ему утешением и утверждало в намерении расстаться навсегда с любимой его мечтою. Но когда Кирша стал рассказывать о разговоре своем с Анастасиею, когда Юрий узнал, как был любим, то все мужество его поколебалось.
– Довольно, – сказал он прерывающимся голосом, – довольно!.. Я не хочу знать ничего более.
– Как хочешь, боярин, – отвечал Кирша, взглянув с удивлением на Милославского.
– Несчастный! мог ли я думать, что блаженнейший час в моей жизни будет для меня божьим наказанием!.. Не говори… не говори ничего более!
– Я и так молчу, боярин.
– Ах, Кирша! зачем ты сказал мне!.. Какой ангел тьмы внушил тебе мысль…
– Виноват, Юрий Дмитрич! я думал тебя порадовать: Анастасья Тимофеевна…
– Молчи!.. не произноси никогда этого имени!
– Слушаю, боярин.
– Не напоминай мне никогда… или нет, расскажи мне все! Что она говорила с тобою?.. Знает ли она, что я крушусь по ней, что белый свет мне опостылел?..
– Как же! она ожила, когда узнала, что ты ее любишь. Вспомнить не могу, так слезы ручьем и полились…
– Боже мой, боже мой!
– Зарыдала, принялась молиться богу…
– Перестань, Кирша… перестань!..
– Да помилуй, боярин, – сказал запорожец, не понимая истинной причины горести Милославского, – отчего ты так кручинишься? Во-первых, и то слава богу, что ты узнал, наконец, кто такова твоя незнакомая красавица; во-вторых, почему ты ей не суженый? Ты знаменитого рода, богат, молодец собою; она помолвлена за пана Гонсевского, а все-таки этой свадьбы не бывать. Припомни мое слово: скоро ни одной приходской церкви не останется во владении у гетмана и он, со всей своей польской ордою, не будет сметь из Кремля носа показать. Все православные того только и ждут, чтоб подошла рать из низовых городов, и тогда пойдет такая ножовщина… Да что и говорить!.. Если все русские примутся дружно, так где стоять ляхам! Много ли их?.. шапками закидаем!
– Ты забыл, Кирша, что я целовал крест Владиславу.
– Эх, боярин! ну если вы избрали на царство королевича польского, так что ж он сидит у себя в Кракове? Давай его налицо! Пусть примет веру православную и владеет нами! А то небойсь прислали войско да гетмана, как будто б мы присягали полякам! Нет, Юрий Дмитрич, видно по всему, что король-то польский хочет вас на бобах провести.
