Юрий Долгорукий - [23]

Еще сильнее выразился киевский летописец, автор похвалы почившему князю в Ипатьевской летописи: «Преставися благоверный и благородный князь христолюбивый великыи князь всея Руси Володимерь Мономах, иже просвети Рускую землю, акы солнце луча пущая, егоже слух пройде по всим странам, наипаче же бе страшен поганым, братолю-бець и нищелюбець и добрый страдалець за Рускую землю…»

За трафаретными, подобающими случаю фразами, можно увидеть истинное отношение людей к своему князю. И в самом деле, не многие правители средневековой Руси удостоились названия «доброго князя» или тем более — «доброго страдальца за Русскую землю». Последнее выражение — особенно точное. Именно «страдальцем» — в исконном смысле этого слова, то есть прежде всего работником, тружеником, — выступает Владимир Мономах на страницах русской истории. Он «много пота утер за землю Рускую», по выражению другого летописца…

Своим сыновьям князь Владимир Всеволодович оставлял сильную державу. После его смерти киевский престол занял его сын Мстислав, и это уже ни у кого не могло вызвать возражений.

Остальные же сыновья разъехались по своим уделам: «разидошася кождо в свою волость с плачем великом, идеже бяше комуждо их раздаял волости».

Из восьми сыновей Владимира Мономаха ко времени его кончины в живых оставалось пятеро. Старший, Мстислав, занял великокняжеский стол. Ярополк княжил в Переяславле, Вячеслав — в Турове, Юрий — в Суздале и Ростове, Андрей — во Владимире на Волыни. Еще два города — притом важнейших в волости Владимира Мономаха — держали сыновья Мстислава: Новгород — Всеволод, Смоленск — Ростислав. (Где княжил второй сын Мстислава, Изяслав, неизвестно; только в 1127 году он получит в княжение Курск.)

Вместе с братьями покидал Киев и Юрий. Внешне в его положении ничего не изменилось — он остался суздальским князем, хотя, наверное, претендовал на большее. Но то была лишь видимость сохранения прежнего порядка. В действительности же изменения были, и существенные. Прямая зависимость Мономашичей от Киева со смертью Владимира Мономаха прекращалась, ибо в основе этой зависимости лежали не столько политические, сколько семейные принципы, прежде всего сыновье подчинение отцовской власти^{52}. Между братьями же могли существовать лишь договорные отношения, и в соответствии с традиционными, родовыми представлениями все они в равной степени считались наследниками своего отца. Так что именно со смертью Владимира Мономаха каждый из его сыновей (в том числе и Юрий) становился по-настоящему независимым князем, полноправным хозяином своей земли.

МСТИСЛАВ ВЕЛИКИЙ

Князь Мстислав Владимирович по праву заслужил у современников и потомков прозвище «Великий». В качестве киевского князя он проводил взвешенную и достаточно гибкую политику и сумел удержать единство доставшейся ему по наследству державы. Наш первый историк В. Н. Татищев счел его почти что идеалом правителя и дал ему такую весьма лестную характеристику: «Он был великий правосудец, в воинстве храбр и доброразпорядочен, всем соседем его был страшен, к подданым милостив и разсмотрителен. Во время его вси князи руские жили в совершенной тишине и не смел един другаго обидеть… Подати при нем хотя были велики, но всем уравнительны, и для того всии приносили без тягости»^{53}.

Правда, насчет «совершенной тишины» и мира между князьями Татищев явно преувеличивал. Без жестокостей и кровопролития, как всегда, не обошлось. Мстиславу довелось столкнуться и с неподчинением князей, и с княжескими раздорами, и с угрозой со стороны половцев.

Однако — удивительное дело — Юрий не принял участие ни в одном военно-политическом предприятии своего брата. Более того, за все семь лет киевского княжения Мстислава Владимировича (1125—1132) его имя ни разу (!) не упоминается в летописи. Факт более чем примечательный. Княживший на северо-востоке Руси, Юрий оказался на это время вне большой политики, можно сказать, в изоляции.

Не участвовал он ни в отражении половецкого набега сразу же после вокняжения Мстислава (узнав о смерти Мономаха, половцы немедленно попытались вторгнуться в русские пределы и привлечь на свою сторону союзных Мстиславу торков, однако князю Ярополку Владимировичу удалось не допустить соединения торков с половцами, а затем, действуя с одним только переяславским полком, нанести половцам чувствительное поражение); ни в разрешении черниговского кризиса, возникшего в 1127 году (сын Олега Святославича Всеволод изгнал из Чернигова своего дядю Ярослава и перебил и разграбил его дружину; обе стороны обратились к Мстиславу, и под давлением церковных кругов, вопреки собственному крестному целованию Ярославу, Мстислав вынужден был признать совершенный переворот — «и съступи хреста Мьстислав к Ярославу, и плакася того вся дни живота своего; Ярослав же поиде опять к Мурому»). Не участвовал Юрий — причем единственный из всех братьев! — и в походе на полоцких князей, организованном Мстиславом в том же 1127 году. (Мстиславу удалось собрать тогда огромные силы и, казалось бы, раз и навсегда решить «полоцкий вопрос», мучивший не одно поколение киевских князей. Города Полоцкой земли были взяты, сами полочане изгнали своего князя Давыда Всеславича и согласились принять послушного воле Мстислава Давыдова брата Рогволода. Но и этого Мстиславу оказалось мало. Обвинив полоцких князей в «измене» и нарушении крестного целования — отказе выступить в совместный поход против половцев, — он в 1129 году всех их вместе с женами и детьми выслал в заточение в Византию, а в Полоцке посадил на княжение своего сына Изяслава. И только после смерти Мстислава независимость Полоцкой земли будет восстановлена и оставшиеся в живых полоцкие князья и члены их семей сумеют вернуться на Русь.) Тем более не участвовал Юрий в примирении поссорившихся между собой галицких князей на западе Русского государства или в походе на Литву, организованном Мстиславом в 1131 году с участием своих сыновей, а также сыновей Олега Святославича и некоторых других князей