Юрий Богатырев. Чужой среди своих - [48]

Как-то он пришел ко мне на репетицию. В отличие от мамы он смотрел на меня широко распахнутыми от восторга глазами. И с кем-то из друзей, кого он привел в тот раз с собой, поспорил, что тоже пройдет по проволоке:

– Да что там, запросто. Я встану и пройду.

– Ну, давай.

Проволока была натянута на высоте трех с половиной метров. А я в этот день репетировал наверху, под куполом. И говорю Юре:

– Я тебя привяжу на лонже, иди, не бойся, ты застрахован, но, если ты будешь падать, за проволоку не хватайся, потому что струна как тетива лука – порежешься.

А у Юры вес большой. Я советую:

– Ты просто придержись, тебя будут страховать на веревке, и ты спокойно спрыгнешь.

– Ладно, что ты мне говоришь…

Он сверху встал на мост и, когда это все увидел, естественно, испугался. Но поскольку поспорили на коньяк – он пошел. И сделал три или пять шагов. Естественно, его заболтало, естественно, он стал падать и схватился за проволоку, чего нельзя делать. Он своим весом маханул вниз – и она у него из рук вырвалась. Вся кожа на ладонях слетела…

Я сначала этого не увидел. Он встал – и стоит молча.

– Чего ты стоишь?

Он протягивает руки в крови. Просто кровавые перчатки. Ужас!

А вечером он уже играл спектакль «Мятеж» и вышел с забинтованными руками – как будто принимал участие в боях. Заживала эта рана долго, он ничего не мог взять в руки – ведь вся кожа, как перчатки, слетела.

После этого он никогда больше не пытался пройти по проволоке, но зауважал меня просто до неприличия. Все удивлялся:

– Я не понимаю, как ты это делаешь. Сознаю – и не понимаю.

Он хотел сам почувствовать, вникнуть, понять, как человек может идти по этой струне и создавать образ, танцевать:

– Когда я встал на проволоку – то понял: это невозможно! А ты на этом канате танцуешь «Токкату» Баха, пляшешь русские и цыганские танцы, делаешь сальто, всякие пируэты… Как?

Понять этого он не мог. А я не мог объяснить.

Этот случай стал толчком для него – он понял, что цирк действительно великое искусство. Он потом всех призывал:

– Идите в цирк и учитесь, как надо работать. С какой самоотдачей, на каком уровне. Каждый день там премьера – это принцип, закон цирка.

* * *

Юре приходилось очень нелегко, поскольку его внутренний и внешний миры были абсолютно различны. Я понимал, что нельзя было судить о нем только по ролям, которые он с блеском играл. На телевидении это был просто потрясающий «Мартин Идеи». Или Манилов в «Мертвых душах» – он так увлеченно работал над Гоголем! В кино – «Объяснение в любви», конечно, «Свой среди чужих…», «Обломов», «Родня»… Но это все роли, пусть и прекрасно сыгранные.

Его внутреннее «устройство» было намного сложнее.

Да, он был просто гениальным артистом – и в театре тоже. Во всяком случае, равных ему я не знаю. Кстати, он не любил обсуждать свои театральные работы. А например, от «Тартюфа» все были просто без ума – так эмоционально заразительно он выдавал свой бешеный монолог… Мне тогда показалось, что в этом спектакле его роль – лучшая. Хотя там все были хороши – и Анастасия Вертинская, и Станислав Любшин…

* * *

Он очень много работал, все остальное его как бы отвлекало. Поэтому, если у него было свободное время, он рисовал. В силу своей популярности он уже не мог свободно ходить по общественным местам…

Но! Он никогда не был доволен. Это звучит банально, но это чистая правда. Я редко его видел довольным. Причем ничье мнение его особо не интересовало. Может быть, потому, что он был высокообразованным, интеллектуальным человеком.

* * *

Я считаю, что личность рождается сразу. Личность – от рождения. Потом уже начинаются нюансы – она попадает в определенную среду, ее как-то используют…

Юра был личностью от рождения. И жил он категориями очень глубокими, великими… Набоковым… Пастернаком, которого читал постоянно. Он выстроил внутри себя очень тонкий мир.

Я не зря говорю о его «публичном одиночестве», поскольку он даже и при самом активном общении все равно никогда не раскрывался до конца.

Он был достаточно скрытным человеком.

И это не было благоприобретенное качество характера. Это было скорее состояние души.

Да, у него все как-то не складывалось в личной жизни. Но я думаю, что он и не очень-то стремился к какому-то банальному бытовому благополучию.

Он был фаталист – всегда думал, что все в жизни произойдет само собой. А когда это не происходило – как бы терпеливо ждал. Постоянно ждал, но никогда не прикладывал активных внешних усилий… К тому же он всегда был безумно занят.

Иногда мы вместе ходили на Ваганьково. Блуждали там по аллеям, рассматривали памятники… Юра все время говорил мне:

– Смотри, сколько наших людей здесь. После нашей смерти все будет по-прежнему… Только нас не будет.

Я не любил таких разговоров и всегда обрывал:

– Ну, хватит, утирай слезы-сопли, пошли.

* * *

Я бывал у него в общежитии на Манежной улице.

Уже популярный, много снимавшийся, он все-таки жил в общежитии – огромной коммунальной квартире. Правда, у него была одна из лучших комнат. Но ему там приходилось нелегко – слишком на виду. Его стали узнавать. Когда он уже стал популярным артистом, то, естественно, не хотел, чтобы видели, как он кушает или кто к нему приходит…