Юрий Богатырев. Чужой среди своих - [36]

– Я проник в его душу, он проник в мою. Мы почувствовали, что в какие-то периоды времени мы можем действовать друг на друга. И когда случалась какая-то острая ситуация, мы созванивались и встречались. Если он был, конечно, свободен.

Юре были нужны уши, которые бы его не критиковали. Принимали таким, каков он есть. Слабым. Слезливым. Без мишуры. Он ждал успокоения. Чтобы кто-то ему сказал: ну что ты, мой дорогой, всякое в жизни бывает, да брось ты, ложись спать, завтра мы с тобой разберемся. И ему этого было достаточно, что его воспринимают не как знаменитость, а как обычного, простого человека. Это же очень ценно, когда нас воспринимают так, как мы есть на самом деле.

* * *

Кстати, психолог считает, что переживал Богатырев из-за своей фигуры зря.

– Все было в его руках. И жизнь это подтверждала. До «Обломова», в котором он сыграл Штольца, он был достаточно полным человеком. Но когда ему поставили условие, что он должен похудеть, Юра изменил свой рацион питания. Помню, при его радушном гостеприимстве у него в доме тогда был только сыр и курага, больше ничего.

– Юра, что такое?

– Мне так нужно питаться.

И он действительно похудел, стал совершенно другим человеком. Но потом все вернулось на круги своя. Он снова пополнел. И конечно, переживал. Но у него уже не было цели в жизни…

* * *

Психолог отмечает своеобразное чувство юмора друга.

– Такое, знаете, с долей сарказма. Вот мы с женой, например, недавно, перебирая вещи дома, нашли двусторонний деревянный гребень, который был подарен ей Юрой на 8 Марта. У нее день рождения 8 марта. И Юра зашел и подарил ей этот гребень. На нем написано поздравление и – приписка: «Не бей мужа!»

Иногда он внезапно звонил: «Это психиатр Трофимов? Вам звонит Юрий Георгиевич Богатырев. Будьте любезны, сможете ли вы меня проконсультировать? У меня крыша поехала». Ну, конечно, выяснялось, как она поехала, и я собирался к нему… Такие эпизоды были достаточно часты. Причем мы могли полгода или год не общаться. Потом вдруг такой звонок. Я собирался и ехал.

И мне тогда было ужасно стыдно, что я забыл о своем одиноком друге. Но он вспоминал обо мне только в те редкие часы, когда был один. Но я не могу сказать, что это была депрессия. Это был, скорее всего, вынужденный отдых от всей суеты, в которой он пребывал.

* * *

Он убежден, что «классические депрессии» его друга настигали редко:

– Считанные разы за шестнадцать лет общения. Но склонность к депрессии у него постоянно присутствовала. То есть, если малейшая какая-то неудача или малейший какой-то конфликт, он сразу впадал в уныние, как ребенок. И его, как ребенка, погладишь, подскажешь ему, он успокоится. И всё, уже радостный. Не я, так кто-то другой. У Юры были такие запасные варианты – Андрей Мартынов, Елена Соловей, Никита Михалков.

* * *

По каким-то бытовым мелочам врач видел, в каком состоянии его друг:

– В общежитии у него была просторная комната, в центре которой стоял большой стол. Под потолком висела огромная старинная лампа. Старинные стулья. Как я потом понял, все это была мебель из театрального реквизита. Дома он ходил в удобном махровом, с дырами, халате. Ну, как у Плюшкина, наверное. Когда он одевал этот халат, у него сразу становилось другое состояние. Он сидел вальяжно так в кресле.

Трофимов понимал:

– Если в доме все вылизано, все чисто, значит, Юра в отличном психологическом состоянии. Если все валяется в беспорядке, значит, у Юры легкая депрессия, значит, что-то не получилось, нужно вмешиваться уже. И я уже как специалист входил в эту ситуацию.

* * *

Психолог консультировал его и по проблемам здоровья.

– Юра очень не любил болеть. И если перед ним маячил вариант больницы, какого-то лечения, он спрашивал совета, стоит это делать или нет. Если он получал подтверждение, что это нужно и несложно, то с удовольствием ложился.

Ему важно было в любом деле подготовиться к этапу, проиграть в уме варианты. И тогда уже этот черт, которого он ожидал, становился не таким страшным, как его малюют. То есть он как бы планировал запасные ходы. Собственно говоря, он был с этой точки зрения уникальным психологом для самого себя. Но, будучи мнительным, он нуждался в подтверждении своих мыслей.

* * *

Как известно, в квартире артиста на улице Гиляровского почти не закрывалась дверь от гостей. Как психолог Трофимов видел в этом определенные проблемы.

– Я думаю, что это компенсация определенного рода. Он как бы через этих людей старался все-таки от своей интровертности уйти.

По-моему, основная проблема Юры как личности была склонность к сомнениям. Он очень много сомневался. Думаю, что в этом есть и свой плюс. Задавая себе вопрос, так это или не так, человек еще больше оттачивает свое мастерство, еще больше добивается чего-то. А Юра еще был очень восприимчив к советам, хотя и очень творчески подходил к своей актерской работе. Он создавал совершенно разные образы. А это очень сложно.

Я видел многие его спектакли, начиная от «Двенадцатой ночи» в «Современнике» до «Тартюфа» во МХАТе. И многие его фильмы. И Юра был одинаково хорош как на сцене, так и на экране. И как художник, кстати. Он меня тоже рисовал. Причем он ценил себя, знал, что рисует хорошо.