Юридические аспекты организации и деятельности Парижского Парламента во Франции - [53]

.

Причины принятия столь жесткого королевского акта, регулирующего полномочия Парламента в сфере законодательства, различные: во-первых, не последнюю роль сыграло направление внутренней политики Людовика XIV, а именно крайняя централизация государственной власти; во-вторых, король был целиком поглощен войной с Голландией и нуждался в дополнительных денежных средствах на покрытие военных расходов.

Решение данной проблемы — принимать все новые налоговые акты. Соответственно, быстрая их регистрация была политическим императивом, необходимым дополнением к эффективной военной стратегии.

Именно настрой Людовика XIV, сформировавшийся в нем при созерцании Фронды, на максимальное укрепление королевского суверенитета, а также срочностью принятия новых налоговых ордонансов для покрытия военных трат, объясняется ужесточение порядка регистрации.

Многие ученые полагают, что в 1673 г. королем Людовиком XIV право ремонстрации Парижского Парламента было вовсе отменено[508]. Данное утверждение является не совсем верным.

Декларация 1673 г., очень строго регламентирующая право на ремонстрацию, не отменяет его как таковое. При более тщательном изучении документа выясняется, что единственное введенное ею новшество — это отмена приостанавливающего характера ремонстраций и ограничение срока процедуры.

И Ордонанс 1667 г. и в особенности декларация 1673 г. требовали немедленной регистрации королевских актов, тем не менее, в дальнейшем в текст могли вноситься поправки с учетом сделанных ремонстраций, но согласно Декларации они уже были не обязательны.

Последствия данной реформы оказались действенными. Отныне парламентарии, если и вносили поправки в королевские указы, то лишь «постфактум». По выражение министра финансов Франции XVII в. Жана Батиста Кольбера: «парламентские разговоры так устарели, что их уже никто не помнит»[509].

Примечательно в данном контексте запись кюре сельского прихода Сен-Сюльпис в своей приходской книге под заглавием «Примечания о 1715 годе»: «Людовик XIV, король Франции и Наварры, умер 1 сентября сего года… Парламенты более не имели власти: они были вынуждены принимать и регистрировать все эдикты, какими бы они ни были, столь могуществен и абсолютен был король»[510].

Парижский Парламент не остался бездействовать при столь явном притязании на свои полномочия.

После смерти Людовика XIV его правнук, которому было пять лет, стал Людовиком XV. Предвидя эту возможность, покойный король предусмотрел в завещании, что регентом станет его племянник герцог Филипп Орлеанский, но править он будет при помощи Регентского совета, где главную роль будет играть принц — герцог дю Мэн. Регент отказался делить власть с кем бы то ни было и добился от Парижского Парламента пересмотра завещания в обмен на право ремонстрации в полном объеме[511].

Дальнейшие взаимоотношения короля и Высшего суда королевства остались прежними: последний отказывался регистрировать королевские ордонансы или регистрировал их под прямым нажимом монарха, сопровождая регистрацию массовыми ремонстрациями и оговорками, сводившими значения этих указом на нет. Король в свою очередь несколько раз отправлял парламенты в отставку (целиком или отдельными палатами) — в 1720 г., в 1732 г., в 1740 г.[512]

В середине XVIII в. король Людовик XV осознает острую необходимость напомнить Парижскому Парламенту принципы абсолютной монархии.

3 марта 1766 г. король в ходе торжественного заседания Высшего суда королевства, впоследствии названного «заседанием порки», обратился к советникам со следующей речью.

«Магистратура — не корпорация и не сословие, магистраты — это мои чиновники, которым поручено замещать меня в выполнении воистину королевского долга — творить суд над моими подданными.

Единственно в моей особе пребывает суверенная власть, только мне одному мои суды обязаны своим существованием и своей властью; вся полнота этой власти, каковую они осуществляют только моим именем, неизменно пребывает во мне, и ее применение никогда не может быть обращено против меня. Законодательная власть принадлежит мне, моей властью чиновники моих судов производят не создание, а регистрацию закона, им позволено делать мне ремонстрации.

Права и интересы нации, которую дерзнули представить как нечто отдельное от монарха, едины с моими и находятся исключительно в моих руках.

Это священные и незыблемые максимы, высеченные в сердце любого верного подданного» (курсив мой. — Е.Г.)[513].

Данные положения также были подтверждены королем на заседании Высшего суда королевства 3 мая 1766 г.[514]

Необходимость напоминания об абсолютном характере французской монархии возникла и при правлении короля Людовика XVI (1774–1792).

В 1787 г. Парижский Парламент отказался регистрировать королевский указ, вводящий всесословный земельный налог, заявив, что такое решение может принять только сам французский народ в лице Генеральных штатов. Однако король потребовал утвердить данный указ, несмотря на сопротивление Высшего суда королевства. На заявление двоюродного брата короля герцога Орлеанского: «Это незаконно!», Людовик XVI ответил: «Это законно, потому что я так хочу!»