Юрьев день - [8]

Ладно сидят на ноге красные сапожки. Расхаживает Тренька по избе, сапожками поскрипывает.

— Не тесны ли? — спрашивает мамка.

— В самый раз! — отвечает Тренька.

— Ну и слава богу, — говорит дед. — Теперь не грех и позавтракать.

Принялись за стол усаживаться. В красном углу под иконами — дед.

По правую руку от него — Тренькин отец. По левую — Митька. Рядом с Митькой — Тренька.

Дед, чего в прошлые Митькины приезды не бывало, велел застелить стол скатертью. Мать с бабушкой начали по хозяйству хлопотать, как в большой праздник.

Неторопливо толкуют старшие. Митька про своё житьё-бытьё рассказывает. Тренька на обновку поглядывает, ждёт с нетерпением, когда же, наконец, старший брат заговорит о княжьей охоте и о нём, Треньке.

Обстоятельно отвечает Митька на дедовы и отцовы вопросы. Вовсе извёлся Тренька. Не вытерпел-таки:

— Слышь, Митька! Говорят, князь по первому снегу на охоту собирается?

— Верно, — спокойно, будто не понимая, куда клонит Тренька, отозвался Митька. — Завтра и быть той охоте.

И что тут поделаешь! Завёл опять длинный-предлинный рассказ о о том, как к той охоте на псарне готовятся да какие гости, по слухам, будут.

В пору плакать Треньке. Толкнул брата ногой под столом: про меня, мол, когда же?

Митька тем временем будто между прочим:

— Вот Треньку обещал на охоту взять, коли ты, деда, не против да отец с мамкой дозволят.

Всполошилась мать:

— Куда ему, мал ещё! Затопчут там…

— Так уж и мал? — вступился за Треньку отец.

Заспорили они с матерью.

Дед послушал и своё слово молвил:

— Коли Димитрий берётся брата беречь — чего толковать?

И как ни причитала в беспокойстве мать, решено было Треньку вместе с Митькой на княжью охоту отпустить. Тренька рад был — сказать невозможно!

— Коли так, — Митька на Треньку весело глянул, — ехать надобно.

Фёдор Богданович велел пораньше возвращаться.

— И то ладно, — встал из-за стола дед. — Пути счастливого!

У ворот уже, когда стали прощаться, дед на Митькино плечо положил руку:

— Не серчай, Митя. Другого пути не было. В этом году из холопства не освободили, будущей осенью выкупим. Потерпи малость…

Обнялись крепко дед с внуком.

Вскочил Митька в седло. Впереди себя Треньку посадил. Махнул шапкой. Коня рысью пустил.

Отъехали версты полторы, Тренька обернулся к Митьке:

— Слышал, что дед говорил? Потерпи малость!

Кивнул головой Митька. Светло и хорошо было у него на душе.

И того не ведал, что ждёт его судьба иная, недобрая. И мала окажется дедова силёнка, чтобы ту судьбу одолеть.

Глава 6 Нежданно-негаданно

Умён и осторожен был князь Пётр Васильевич.

При грозном царе Иване IV многие родовитые люди сложили головы на плахе. А князь явил покорность и смирение великие.

И хотя особой милости не удостоился, гнева царского и опалы избежал.

Будучи от государевых дел в стороне, всё своё время отдавал князь излюбленной господской потехе — псовой охоте.

Отчего бы и не гонять князю зайцев, лис да волков? Владел он многими землями с полями, лесами, лугами, реками. Работали на тех землях крестьяне, такие, как Тренькина семья. Везли они князю зерно, мясо, рыбу, мёд. Отбывали барщину на княжьей пашне и исполняли многие другие повинности. Платили за землю, на которой родились их деды и прадеды и которая, однако, считалась княжьей. Деньги тоже нужны были князю, дабы жить в довольстве и изобилии и содержать бесчисленную дворню, конюшни с добрыми лошадьми и псарню с отменными собаками.

Любил князь щегольнуть гостеприимством. Редко выезжал в поле один со своими холопами. Чаще приглашал соседей, с кем по родословию своему не зазорно было знаться. Допускал на охоту и людей, стоявших ниже его. На то была своя причина. Нравилось князю, когда дворяне и дети боярские льстили ему, восхищаясь его знатностью и богатством.

На охоту по первой пороше многих гостей созвал князь Пётр Васильевич. Шумно и многолюдно было в Троицком. Гостей важных разместили в усадьбе. Тех, что попроще, — в крестьянских избах.

— Славный день завтра будет! — воскликнул Тренька, когда въехали в село.

Митька по сторонам глянул, сказал озабоченно:

— Кажись, не быть завтра хорошему дню. Иван Матвеевич Рытов приехал со своими людьми.

— Нам-то что до него? — беззаботно возразил Тренька. — Ни тепло ни холодно…

— Как бы жарко не сделалось, — сказал Митька. — Князю поперёк горла Иван Матвеевич.

— А чего князь его не прогонит?

— Рад бы, да не может. Близкие люди самому Грозному царю братья Рытовы, особо старший, Владимир Матвеевич. Жалованы ему земли подле княжеских владений. У младшего, Ивана Матвеевича, силы, сказывают, поменее. Однако довольно, чтобы сгубить князя.

— Нешто его сгубить можно? — усомнился Тренька.

— Ещё как…

— Богаче Иван Матвеевич князя аль знатнее?

— Власть у него, Тренька. А это поболее иной раз значит, чем всё другое.

Прав оказался Митька насчёт нежданного гостя. Фёдор Богданович на Треньку покосился:

— Не в пору привёз. Чай, рытовских видел? Он, — кивнул на Треньку, пусть у меня в избе сидит. Князь с гостем беспременно на псарный двор пожалуют. А зол князь — глядеть страшно.

— Мудрено ли, — заметил Митька. — Приходится ласкать человека, коему горло бы перегрыз.

В каморке своей начал Митька поспешно переодеваться. Шмыгнул носом Тренька: