Но военная карьера его интересовала слабо. И в 1935 году Белоусов запросился в отставку. Борис Павлович стал работать в секретном медицинском институте, где занимались опять-таки в основном токсикологией. Сначала был заведующим лабораторией. Потом спохватились, что у него нет университетского диплома, и перевели на должность старшего лаборанта, не освободив, впрочем, и от обязанностей заведующего лабораторией.
Все эти сложности и условности раздражали Белоусова. У него и в молодости характер был непростой, а с годами стал совсем сложный. Недругов у него всегда было хоть отбавляй. Однако директор института понимал, с кем имеет дело. И написал письмо на имя И. В. Сталина. Дескать, в нашем секретном учреждении работает очень талантливый человек, но зарплата у него низкая, как у старшего лаборанта, поскольку он не имеет диплома о высшем образовании, а на самом деле он заведует лабораторией. На этом письме синим карандашом Сталин начертал резолюцию: «Платить, как заведующему лабораторией, доктору наук, пока занимает должность». Недруги примолкли — со Сталиным не поспоришь.
Такое счастье, правда, длилось недолго. Сталин вскоре умер. Из завлабов пришлось уйти. Но Белоусов нашел себе новое занятие. Начались испытания ядерного оружия, появились первые облученные. И Белоусов сделал несколько замечательных разработок в области противолучевых препаратов.
В то время в биохимии были открыты циклические реакции — одно вещество превращается во второе, второе в третье, третье в четвертое, потом в пятое, а из него образуется опять первое. Борис Павлович подумал, что это замечательное явление надо исследовать получше.
Он вспомнил, что в 1905 году делал взрывчатку из подручных веществ. И вскоре нашел свой вариант циклической реакции. Стал окислять серную кислоту неким аналогом бертолетовой соли. Чтобы ускорить реакцию, Борис Павлович добавил в раствор соли церия в качестве катализатора. В итоге раствор сначала окрасился в желтый цвет, потом обесцветился, затем вдруг окрасился снова… Так была открыта колебательная химическая реакция в растворе неорганических веществ. Это открытие, принесшее ему мировую известность, Б. П. Белоусов совершил в 58 лет. Случай в науке редкий.
В биохимии уже были известны так называемые колебательные реакции. Борис Павлович придумал такую же колебательную реакцию, но протекающую с неорганическими веществами.
Ее было проще осуществить и проще изучить. Выглядела же она просто волшебно, особенно если проводить реакцию в тонком слое жидкости, например, в чашке Петри. По поверхности при этом бегут волны изменения концентрации, образуя причудливые, все время изменяющиеся узоры.
Однако на статьи, которые в начале 50-х годов ХХ века Борис Павлович разослал в солидные химические журналы, рецензенты дали ответы, суть которых была примерно такова: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!»
Генерал Белоусов счел ниже своего достоинства доказывать, что он не верблюд. Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы об удивительном открытии Б. П. Белоусова случайно не узнал профессор С. Э. Шноль. Он принялся искать первооткрывателя, что было делом совсем не простым — ведь Белоусов работал в «закрытом» институте. Наконец, Шноль нашел автора уникальной работы и получил от него листок бумаги с рецептом, как осуществить реакцию.
Обиженный Б. П. Белоусов от сотрудничества и продолжения работ отказался. Тогда С. Э. Шноль предложил заняться этой проблемой физику и математику, ставшему волею случая еще и химиком, — Анатолию Марковичу Жаботинскому.
А. М. Жаботинский.
А. М. Жаботинский с сотрудниками разработал математическую модель химических процессов, происходящих в ходе реакции Б. П. Белоусова, физические приборы для регистрации этих процессов и даже применил компьютеры для обработки результатов и вычисления кинетических коэффициентов реакции, что выглядело в те годы весьма необычно. Ведь компьютеры назывались тогда ЭВМ — электронно-вычислительными машинами — и выглядели, как множество стальных шкафов, от которых во все стороны разбегались кабели и провода. Информация вводилась с перфокарт или с перфолент, а выводилась на длинные бумажные «простыни» распечаток.
Так что применение ЭВМ для моделирования сложной химической реакции тогда было новинкой. Тем не менее, в 1964 году вышла статья А. М. Жаботинского, в которой подводились итоги выполненных исследований и закреплялся приоритет советской науки в области колебательных химических реакций. Через год эта тема стала очень модной, и статьи о новых работах посыпались как из рога изобилия. Реакция Белоусова-Жаботинского стала всемирно известной. По-английски ее называют BZ-реакцией.
В принципе, открытие колебательных реакций вполне было достойно Нобелевской премии. Однако шведские академики рассудили иначе. Хорошо уже и то, что в 1980 году нескольким ученым была вручена Ленинская премия. Борис Павлович Белоусов был включен в число лауреатов посмертно.
После награждения в СМИ прошла еще одна волна публикаций по данной теме. К некоторым из них причастен и ваш покорный слуга, напросившийся на интервью к Анатолию Марковичу Жаботинскому, от которого и узнал кое-какие подробности не только о самой реакции, но и о жизни и судьбе Белоусова.