Юный дрессировщик - [17]
На каждом вольере дощечка, обозначающая породу, кличку, возраст собаки и ее заслуги. Все вольеры огорожены невысоким дощатым барьером, как в зоосаду, чтобы чужие люди не раздражали собак.
У вольера, где сидит среднеазиатская овчарка Чембар, всегда много народа. Чембар красавец, весь вид его говорит о величии и силе. Огромный пятнистый пес лежит, скрестив лапы, и устало смотрит. Ничто ему здесь не мило. Он здесь уже месяц и никак не может привыкнуть к шуму, бесконечной сутолоке и заточению. Ему вспоминаются степи, палящее солнце, прохлада гор, запахи сада. Вспоминаются ему также бои с волками, от которых его голова и морда покрылись рубцами и шрамами. Чембар остался равнодушным к тому, что занял на выставке первое место и люди повесили ему на шею большую золотую медаль.
Потом Чембара увезли в Ленинград, стали держать на квартире. От него очень хотели получить потомство, но он был уже далеко не молодой собакой, и ему было не до любви. Так прошло несколько лет.
В питомнике, где я работала, было две среднеазиатские овчарки; белые, с тремя черными точками глаз и носа, они напоминали белых медведей. Эти собаки были общими любимцами. Я раньше не имела дела с азиатами, поэтому горячо взялась за их дрессировку. Аргон и Айна были братом и сестрой, от всех собак держались отдельно, дружбы ни с кем не заводили, но и в драку тоже не лезли. Собаки их побаивались, чувствуя силу.
Предназначались Аргон и Айна для караульной службы. От караульных собак много дисциплины не требуется, нужно уметь ходить рядом у ноги на поводке, подходить на зов, знать запрещающую команду «фу», вот и все. Чем злей собака, чем неугомоннее, тем лучше несет она службу.
Мне же очень хотелось попробовать отдрессировать азиатов, как овчарок, курсу послушания, а затем патрульной службе. Мне-то хотелось, но вот Аргону с Айной учеба была не по вкусу: они не хотели ходить по буму, лазать по лестнице, прыгать. Пришлось их таскать по снарядам втроем, и за полчаса такой работы люди были еле живы, а собаки — полны сил. Они не упрямились, не огрызались, а просто становились как кули с картошкой, которые можно бросать куда угодно и сколько угодно. Дело не двигалось очень долго, когда же все потеряли надежду чего-нибудь добиться от них, в один из дней вдруг собаки неожиданно стали ходить по буму, прыгать, лазать по лестнице, и все это легко, без особых усилий.
С приемами послушания было скверно: уставится на меня пара темных невинных глаз, и все тут. «Не понимаю, чего ты от меня хочешь?»
И так без конца…
Очень долго я учила собак приему «место» — водила, водила сама на место — все не могут запомнить. Я была терпелива; что поделаешь, если наука не дается сразу!
Но вот однажды я убирала во дворе снег, Айна с Аргоном бегали, играли, потом Айна скрылась куда-то и вернулась с костью в зубах. Старая, уже обглоданная мостолыга, которую ей есть не хотелось, но бросать свой трофей было жалко. Айна улучила момент, когда Аргон не смотрел на нее, и зарыла кость в снег. Аргон снова звал Айну бегать, играть, но Айне было не до игры: вдруг он догадается, где кость зарыта. Так и есть — пошел на то место, где лежит кость. Она подбежала к нему, грозно оскалившись, но тот, ничего не поняв, подошел еще ближе к кости «Ах так, на мою добычу польстился? Ну я ж тебе задам!..»
И такая завязалась драка, что не было и надежды разнять их мне одной.
Я бросала в собак снегом, тузила их, кричала и неожиданно крикнула: «Вы что делаете? Марш на место!..»
Собаки перестали драться и мигом очутились каждая в своем вольере. Я застыла от удивления. Сколько же времени хитрецы водили меня за нос!..
Собаки удивительно быстро и хорошо распознают наше настроение. Так и тут: я опять принялась за уборку, а собаки, поняв, что я перестала сердиться, вышли из своих укрытий и стали меня обхаживать, чтобы снова наладить отношения. Наконец Айна, как более хитрая, первая подобралась ко мне и ткнулась мордой под локоть: «Пора бы уж и помириться, что ли?…»
Как только я приласкала ее, подошел с повинной Аргон. После этого случая я с новым рвением взялась за дрессировку, но в конце концов все же оставила Аргона и Айну в покое.
Со временем они стали хорошими караульными собаками. От моей дрессировки осталось идеальное хождение рядом, за что меня не уставали благодарить вожатые, и прыгучесть, которая приводила в трепет всех, кто приближался к забору склада.
Была в питомнике еще одна среднеазиатская овчарка — Бирма. Если Аргон и Айна были красавцами и, несмотря на свою нерадивость к учебе, были обаятельны, то Бирма была уродлива: большая, толстая, нескладная. На темно-сером мехе темная тигровина, голова с необрезанными висячими ушами, с огромной шишкой между ушей. Из-за этой шишки вся голова и морда были в морщинах. Необрезанный хвост несуразно загибался кверху. Но все-таки не все было уродливо в этой собаке: у Бирмы были прекрасные глаза — добрые, умные и несчастные.
Бирма попала к нам из института, где над ней производили какие-то опыты. После института у нас в питомнике Бирме очень нравилось.
Но так уж повелось, что вожатые не замечали тихую, неприхотливую собаку. Они забывали ее приласкать, забывали выпустить лишний раз во двор погулять. Когда вели Бирму на пост, то вечно ругали за медлительность. Водили на работу ее в паре с овчаркой Индусом, который тащил на всех парах вперед, а Бирма всегда отставала. На посту Бирма преображалась: она с яростью носилась по блоку взад и вперед, наводя ужас своим лаем.
