Юность знаменитых людей - [6]

Поль ответил, что этого имени никогда не встречал.

— А между тем, достоверно известно, что около 1760 года умер в Провансе бедный пастух; он жил в маленькой деревушке Салон; его звали Карбонель; после него остался сиротою двенадцатилетний мальчик по имени Ноэль. Маленький Ноэль выказывал такие способности к учению, что сострадательные люди, сделав складчину, поместили его в школу иезуитов.

В короткое время маленький Ноэль успел поразить всех своими успехами, так что когда ученый епископ посетил школу, то ему представили Ноэля, как самого выдающегося ученика в школе. Мальчик отвечал с такою уверенностью на предложенные ему вопросы по всем предметам, что епископ, провидя в нем будущую знаменитость, объявил, что берет его под свое личное покровительство. Ребенок вполне оправдал надежды своего покровителя примерным усердием в занятиях.

Когда он блистательно кончил курс в школе иезуитов, то изъявил желание изучать медицину, для чего и был послан в Париж, где слушал лекции лучших профессоров.

И в Париже Ноэль выдавался среди товарищей блестящими успехами, так что ученый мир имел полное основание ожидать, что скоро в числе людей науки будет одной знаменитостью больше. Однажды вечером, желая отдохнуть от усиленных занятий, Ноэль решил так или иначе развлечься; с этою целью он пошел в оперу; на этот раз давали одно из замечательнейших произведений того времени. И с того вечера Ноэль сразу изменил своему научному призванию: он стал мечтать только о музыке. Сделаться музыкантом стало его заветной мечтой; несколько лет спустя, в то время, когда, по всеобщим ожиданиям должна была прогреметь в ученом мире слава о блестящем диспуте сына пастуха, совершенно другого рода публика теснилась в театре, чтобы послушать новую увертюру, в которой Ноэль Карбонель, уже приобретший известность артист, должен был исполнять соло на флажолете.

Флажолет не что иное, как род маленькой флейты о трех отверстиях. Вас, может быть, удивляет, что Ноэль, увлекаемый страстью к музыке, избрал такой жалкий инструмент, что он бросил книги и медицинскую школу для того, чтобы усовершенствоваться в искусстве извлекать слащавые звуки из деревянной дудки; но здесь нет ничего удивительного.

Все наследство, оставшееся после отца Ноэля, который был пастухом, заключалось именно в одной флейте. Ребенок с благоговением хранил эту святыню и по временам, вспоминая о своем бедном отце (сирота даже при самых нежных попечениях всегда чувствует свое одиночество), он брал маленькую флейту, прикладывал ее к губам и пробовал играть те простые мотивы, которые наигрывал отец на пастбище, куда брал и его с собою.

Конечно, флажолет последовал за Ноэлем и в Париж; в минуты, когда одиночество в многолюдном городе еще сильнее ощущалось Ноэлем, чем в деревне, он и там не раз брался за свою дудочку, чтобы отдаться воспоминаниям об отце и далекой деревушке Прованса, которую он любил, как обыкновенно любят родину.

Решив отдаться душою и телом музыкальному искусству, Ноэль был, вероятно, в некотором затруднении относительно выбора инструмента и, может быть, в одну из таких минут нерешимости он совершенно машинально стал наигрывать пастушеский мотив. Несмотря на то, что флажолет инструмент в сущности очень жалкий, несмотря на то, что даже не существовало учителей игры на флажолете, Ноэль остановился именно на этой жалкой дудке.

Он принадлежал к числу тех людей, которые словом и делом доказывают, что «захотеть — значит сделать». Если ему случалось высказывать кому-либо свои надежды достигнуть известности в искусстве игры на флажолете, то ему обыкновенно говорили, что этот инструмент никому неизвестен. «Тем лучше, возражал он, значит посредством моей игры его узнают».

Для хорошего мастера не существует плохого инструмента; известно, что впоследствии многие из лучших композиторов писали произведения, предназначенные собственно для флажолета Карбонеля. В начале нынешнего столетия Карбонель умер, и его партия в оркестре Большой Оперы никем не могла быть заменена.

Вместо того однако, чтобы указывать на Карбонеля, который имел все-таки весьма ограниченное значение, я укажу лучше на Рубенса, великого и знаменитого живописца, который вместе с тем может считаться настоящим чудом в отношении классического образования. «Десяти лет, — говорит один из биографов Рубенса, — его показывали в школе как феномен; он переводил с листа стихи Гомера, речи Демосфена и труднейшие места из Тацита». Тринадцати лет он одинаково свободно говорил на семи языках, знал историю, литературу и другие науки, одним словом обладал совершенно законченным образованием. В это время крестная мать Рубенса, графиня Лален, пожелала взять его к себе в пажи, обещая матери его доставить ему впоследствии хорошее положение в свете, в котором она пользовалась большими связями. Так как Пьер-Поль Рубенс отличался прекрасным телосложением, замечательной красотой и благородством в чертах лица и кроме того обладал большой физической силой, которую мог бы пустить в ход при надобности, — то карьера его могла считаться вполне обеспеченной. Мать уже воображала его себе генералом, а высокая покровительница предназначала его в посланники.