Юность Татищева - [8]
Не доезжая десятка саженей до крыльца, карета стала. Никита Алексеевич ступил на землю, поздоровался с немногочисленной своею дворнею, обступившей приезжих, и велел няньке Акулине вести себя к Фетинье Андреевне и к детям. Кучер Егор Костентинов повел лошадей в поводу к конюшне распрягать, а Иван принялся переносить вещи: хозяйские — в дом, учителевы — во флигель. Выпив кружку парного молока, поднесенную женой Ивана, степенной и красивой Марьей, Орндорф пошел мимо флигеля направо, спустился к реке. В закатных розовеющих лучах лежало озимое поле. За рекою был древний погост. Сельская церковь, белая и отчетливая, стройно красовалась на фоне заката, как будто близкая. Шесть лет назад в ней отпели Василья Петровича и увезли для погребенья в Печеры. Тут же крестили недавно сына Никиты Алексеевича — новорожденного Василия Татищева.
На берегу учитель обнаружил родник. Виднелась в его устройстве искусная рука давнего художника. Передняя стенка выложена была красным камнем, на дне прозрачного небольшого водоема шевелились песчинки от невидимых кристальных струй. Учитель присел на камень, умыл студеной водой лицо. Поднявшись, увидел на граните камня, на котором сидел, красиво высеченные рукою неведомого художника цифры: 6888.
— Дивишься на письмена сии? — Голос Никиты Алексеевича раздался рядом, он спускался по тропе, кафтан расстегнут, лицо оживлено встречей с семьей. — По сказаниям обывателей здешних, которые разно рассказывают, но более верю, которые представляют тако: поспешал чрез Боредки отряд псковичей к московскому князю Дмитрию Ивановичу, Донским прозванному. Имели они краткий тут отдых, и один ополченец — славный псковский мастер Кирилл, что незадолго Троицкий храм во Пскове возвел, вырезал на камне сем время, вовек для России памятное, коли побил Дмитрий-князь Мамаеву орду на Куликовом поле. Те, кто вернулись из великого сего похода и померли от ран, схоронены на погосте, что за рекою зришь.
— Здорова ли хозяйка, как дети? — Орндорф отер лицо платком, на длинных волосах блестели капли воды.
— Дети спят уж, а Фетинья Андреевна зело увидать тебя желала, так что, отдохнув, поутру приходи тотчас в дом.
Вошли во флигель. Большая русская печь была протоплена поутру и теперь еще излучала тепло. От этого в комнатах было сухо и уютно. Комнат было всего две. В первой стоял на столе стеклянный граненый флакон с орешковыми чернилами, ящик с красками, в беспорядке раскиданы всюду гусиные перья. В углу, на сундуке, аккуратными стопами сложены книги. Стены увешаны были ландкартами польскими, немецкими, шведскими, голландскими. Между прочими внимание привлекала большая карта Руси начала века, изданная Герритсом в 1613 году в Амстердаме, а при ней — план Москвы, каким он был рисован сыном Бориса Годунова Федором Борисовичем. Тут же был и план трех московских градов, прилегающих к Кремлю, срисованный дедом Никиты Алексеевича с прежнего чертежа, и надпись: «Великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу божьей милостью самодержцу всея Руси, Владимирскому, Московскому, Новгородскому; царю Казанскому, царю Астраханскому, царю Сибирскому; государю Псковскому; великому князю Смоленскому, Иверскому, Угорскому, Пермскому, Вятскому, Болгарскому; также государю и великому князю Новгорода Нижних земель, Черниговскому, Рязанскому, Полоцкому, Ростовскому, Ярославскому, Белозерскому, Угорскому, Обдорскому, Кондинскому и всей северной области властителю; государю земель Иверских, Карталинских и Грузинских царств и земель Кабардинских, Черкасских горских княжеств и многих областей Государю и Управителю. Три московских града, к крепости прилежащие, каковыми они были при благоденственном правлении блаженной памяти великого государя, царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси, расположены и измерены».
Подошли и к карте Великого княжества Литовского, каким было оно два с половиною века назад. Тогда воинственные литовские князья вышли на юге к Черному морю, а на западе захватили русские земли вплоть до Можайска. Города Гродно, Брест, Слуцк, Житомир получили Магдебургское право. Под власть Литвы попала Смоленская земля, Ржев и Торопец. И только Псков могучим и неприступным островом от Невы-реки и до Великих Лук выделялся на этой карте, заносчиво нарисованной в Каунасе. Псков, никогда не сломленный и не покоренный остров русской земли.
Утром учитель церемонно представился хозяйке поместья. Фетинья Андреевна, еще бледная после болезни, с красивым и приветливым лицом, окруженным белоснежным платом, приятно, по-московски, беседовала с гостем. Иван, немного подичившись, пошел учителю на руки и вскоре уже не отставал от него ни на шаг. Даже крошечный Василий потянул из колыбельки пухлые ручонки и заулыбался, когда учитель поиграл перстами над его личиком. Нянька засуетилась, поправила пеленку, пригладила редкие каштановые волоски над большим челом младенца: «Великий человек будет, помяните мое слово…»
После завтрака обошли все именье, заглянули в сарай, где хранил Никита Алексеевич еще из Тулы привезенные мортирки да пищали малые. Был он великий знаток артиллерии, особенно уважительно отзывался об этом роде войск, покуда слабо развитом в России. Отлично рисовал и чертежи делать умел, особливо по части крепостей и фортификации. Тут Орндорф, придирчиво оглядевший чертеж, не смог даже сделать замечаний: все было точно и каллиграфично, с высоким искусством сделано. Царь Федор Алексеевич, умерший лишь двадцати лет отроду, успел привить стольнику своему любовь к виршам (Никита Алексеевич хранил книгу стихов Овидия Назона, на латыни изданную в Гамбурге, — подарок молодого царя), пристрастие к лошадям и артиллерийскому делу. Были при столе государевом два искусных пушечных мастера из Мекленбурга — Лука и Христиан, после смерти царя невежеством боярским изгнанные. От них многому выучился Никита Алексеевич, и книги те немецкие хранил и всюду с собою возил.
Страна по имени Рублевка вытянута на карте западного Подмосковья по течению Москвы-реки по обоим ее берегам и очертаниями представляет собою узкий и длинный залив. Так оно когда-то, лет 500 назад, и было, когда многих нынешних деревень не существовало и в помине, а река, соименница нашей столицы, была могучей водной артерией, шириною доходившей в ряде мест до двух верст.Автор обстоятельно повествует о местах вдоль Рублево-Успенского шоссе, обычно тщательно укрытых от постороннего взгляда, но своей яркой историей заслуживающих благодарного внимания читателей.Интригуют сами названия этих западных окрестностей Москвы и ближнего Подмосковья: замок баронессы Мейендорф, Жуковка, Барвиха, Серебряный Бор, Петрово-Дальнее, Сосны, Архангельское и другие.
Михаил Юрьевич Лермонтов прожил краткую земную жизнь – всего 26 лет, при этом обессмертив свое имя великими творениями. В данной книге автор излагает факты и гипотезы, связанные с родиной гениального юноши – Москвой. Из книги читатель впервые узнает не только биографические подробности, но и многочисленные отражения, которые нашла древняя столица России в творчестве М.Ю. Лермонтова.
Новая книга Георгия Блюмина продолжает тематику предыдущих книг этого автора, посвященных историческим реалиям.Автор в свойственной ему манере захватывающего поэтического повествования рассказывает о необыкновенной истории, казалось бы, самых обыкновенных сел и деревень северо-запада и запада Подмосковья. Речь идет не только о замечательной истории этих мест, но и, главным образом, о ярких личностях, творивших эту историю.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».