Юность Татищева - [40]

Поутру, так же вчетвером, поехали в Клин, чтобы заказать надгробье. Клин неподалеку, да добирались едва ли не полдня: весь Тверской тракт заполнен был пешими, конными и повозками. Скрип колес тяжко груженных телег, многоголосый гомон и конское ржанье, серые крестьянские зипуны и синие солдатские мундиры. Никита Алексеевич подозвал к себе рослого драгуна на серой, в яблоках, лошади, крикнул:

— Скажи, служивый человек, никак вся Москва в Тверь на богомолье тронулась?

— Никакое тут не богомолье, — сурово ответствовал солдат. — По воле государя-царя Петра Алексеевича двигнулась Русь.

— Да куда же? — Никита Алексеевич спрыгнул со ступеньки кареты прямо в грязь осеннюю, но драгун уже отъехал. Вместо него ответил бородатый и тощий мужичок в лаптях и промокших онучах, понукавший неустанно лошаденку:

— Град идем строить на свейских землях.

— Не на свейских, а на нашенских, стало быть, исконных, русских, — сурово поправил его другой мужик, поосанистее и повыше на целых две головы.

— Город? Какой город? — живо посмотрел ему в лицо Татищев.

Мужик глянул на незнакомого барина с торжеством и презреньем:

— Санкт-Питербурх…

Глава 3 Рядовой русской армии

«Генваря 3-го дня сего 1704 года. Господину судье в приказах: Поместном, Пушкарском, Иноземском и Рейтарском. В Москву, на Старом Ваганькове, в его господина Автонома Иванова дом.

Сим прошу: прими от меня, Антоном Иванович, поклон; доброго здравия к славе и пользе Отечества тебе в сем новом году. И не оставь меня в милости своей, государь мой, в нуждах моих. В годе минувшем супруга моя умре, остался один с четырьмя чадами, из коих старшему дведесять годов, а младшей десятый пошёл. Понеже паче всего надлежит доброе око иметь за сиротами, пресек я вдовство свое женитьбою на Вере, дочери Потаповой, у коего вы стояли, как были во Пскове в 702 году. Токмо теперь от гнева господня ради обдержимой болезни из покоев не выхожу, посему в великой десперации пребываю за сутьбу детей своих. А дохтурское мнение дурное и весьма жить отчаялся. Старшие сыны мои в печали пребывают, от мачихи отворотились и из дому уйти ныне желают, чего мы не чаяли.

Много годов в службе моей обретаетца из немчичей добрый человек, он выучил славно детей моих, из коих старшего Ивана двадцати годов и Василея на осьмнадцатом посылаю к твоей милости. Обучены они грамматике российской, швецкому, немецкому и польскому языкам изрядно, математическим наукам, геодезии, фортификации, артиллерии и не токмо в сих науках преуспели, понеже и в прошлом годе оба были на Москве в той школе математических и навигационных, то есть мореходных, хитростию наук учения, что ныне в Сухаревой бывшей полковой избе, и сказано им, что знают не мене, чем та школа дать может: посему к пользе Отечества обои сыны мои хочют поступить в полк понеже добре горазды употреблять и экзерцицию салдацкую. Ведомо нам от брата моево, у твоей милости служащева судьи в Царской Мастерской палате в Кремле, Алексея Михайлова Татищева с твоих слов, государь мой, что в сем генваре набор будет чад жильцов и стольников в Москве для военной службы, новиков. Посему вспоможествуйте двум чадам моим к экзамену сему быть допущенными, не жалей их, а первая брань лутче последней, научи, как ответствовать пред великим государем и царем Петром Алексеевичем, чтоб не пребывали так безгласны, якобы подлые и весьма несмысленные. А я вам взаимно отслужить не оставлю…

А учитель сей паче всего неотступно при детях моих был, охранял их здравие со всяким тщанием и при всяких случаях служил по всякой возможности как в обучении наукам, так советом и делом…

Понеже ныне особливо надобно россиянам смотреть, чтоб Карлус, король свейский, не тщился воротить себе наших новгородских земель, а согнать неприятеля с оных навеки, чтоб о приходе наших полков уведав, то бег восприял и полонных наших под Нарвою выдал, старших сынов моих отдаю государю и Отечеству. Да не осрамят седин отцовых и новому русскому граду святаго Петра щитом будут и самую жизнь, ежели потребно, отдадут. Отпуская их в службу, о том крепко наставлял, чтоб ни от чего положенного на них не отрицались и ни на что сами не назывались; сам я оное сохранил совершенно и в тягчайших трудностях благополучие видел, а когда чего прилежно искал или отрекся, всегда о том сожалел, равно же и над другими то видел…»

«1704 генваря 16-го. Господину стольнику Никите Алексеевичу Татищеву, бывшему ротмистром у жильцов, в псковском шляхетстве состоящему, в собственный его дом, во Псков.

Памятно мне, как имел я щастие быть в дому вашем и вкупе с домашними вашими веселиться. Сам недавно быв одержим лихораткою, печалясь ныне об вашей хвори, одначе желаю скорого здравия вам и близким вашим. Иван да Василей, сыны ваши, ныне в моем дому обретаютца, а кони их пристроены к моей конюшне, о чем беспокоитца вам не следует. Извещаю о том, что имеет бысть набор из детей жильцов-стольников на Генеральном дворе села Преображенского в самый татьянин день. И пришло их уж не мене чем полторы тысчи человек. Оба сына ваши показались мне грамотны и разумны, токмо Иван зело мало говорлив, а Василий против того краснобайствует немало. А отбирать их будет по указу государеву господин фельдмаршал и славного чина святаго апостола Андрея кавалер Борис Петрович Шереметев, коему я сказывал, а он о детях Татищевых весьма похвально отозваться изволил. Весьма также одобрил желанье быть им солдатами государевыми, при сем молвил: это не те, которые более чинов, нежели дела смотрют.