Юность, опаленная войной - [5]

- Через два-три дня пойду на работу, и заживем нормально,- наконец говорит отец.- С солдатами Красной Армии еду от самого Житомира. Завтра они направляются дальше. Ну, мать, вода вскипела, налей чаю.- Он смотрит на солдат: - Жаль, что водки нет, сейчас бы она была очень кстати.

Прислушиваюсь к разговору и стараюсь понять, о чем говорят мои родители с советскими солдатами, но понимаю немного. Во время первой мировой войны отец и мать ходили в русскую школу и неплохо знают русский язык. Сейчас я им очень завидую...

Жизнь возвращается в свою колею. Отец получает работу на почте. Мать и сестра с каждым днем чувствуют себя лучше. Я посещаю теперь русскую школу. Сначала у меня возникают большие затруднения с алфавитом, но я достаточно быстро усваиваю разговорную речь. Через месяц я уже прекрасно справляюсь с лексикой. Хуже обстоит дело с орфографией, но я не унываю. У нас появилось много новых соседей - это семьи советских офицеров. Я крепко подружился с братьями Карповыми - Ленькой и Шуркой. Они охотно помогают мне в изучении русского языка.

Жители города понемногу приспосабливаются к новым условиям. Так проходит первая военная зима.

В новом учебном году в дополнение к программе у нас вводят занятия по оборонной подготовке. После сдачи экзаменов по этому предмету нам вручают значки ГТО и ПВХО.

Наступает весна 1941 года. Люди опять все чаще говорят о войне. К 20 июня я сдаю все экзамены и меня переводят в следующий класс. В понедельник я должен был впервые в моей жизни поехать в пионерский лагерь. Но все мои мечты перечеркнула на рассвете 22 июня война...

Спящий город пробуждается от артиллерийской канонады. В окнах дрожат стекла. Отец встает первым, и я слышу, как он шепчет матери:

- Тише, пусть дети спят, это, вероятно, война!

Я вскакиваю с постели, но от волнения никак не могу одеться: у меня дрожат руки. Взрывы снарядов не прекращаются ни на минуту. Вместе с отцом я выбегаю из квартиры. Наш сосед, майор Лукин, уже во дворе.

Слышен гул самолетов. А затем в небе появляются силуэты знакомых с памятного сентября 1939 года "юнкерсов". Тяжело нагруженные, они летят на восток. Со двора гимназии по ним открывает огонь одинокая зенитка. Немецкая артиллерия продолжает обстреливать город. Мы бежим в укрытие, вырытое еще в 1939 году; оно уже заросло травой и частично осыпалось. Вместе с нами ютятся жены и дети советских офицеров. Район Подзамче пылает. День тянется необычайно долго - так же долго, как позднее тянулись и все фронтовые дни.

На землю опускаются сумерки. Кажется, что окровавленный, пылающий город тяжело дышит, будто живое существо. Мы вылезаем из укрытия. Приходит отец Вовки Шитова и сообщает нам, что немцы форсировали Буг.

- Нам будет трудно, но они сломают о нас зубы. Вот увидите, соседи. Мы вернемся сюда как победители. А пока прощайте,- говорит он и быстро уходит.

Мы остаемся одни. Жены советских офицеров плачут...

На следующий день с утра артиллерия снова молотит по беззащитному городу, самолеты обрушивают на него свой смертоносный груз. Внезапно в эту свору ястребов врывается советский истребитель. Атакует сначала с одной стороны, затем с другой, и уже за двумя Ю-87 тянутся хвосты черного дыма. Немецкие пилоты болтаются под куполами парашютов. Мы выглядываем из траншеи и аплодируем неизвестному герою. Русские женщины и на этот раз плачут, но уже от радости.

- Вот молодец! - говорят они сквозь слезы. Немецкая артиллерия не прекращает огня, ей на помощь приходят пулеметы - это начинается штурм города. Треск пулеметов приближается. Наконец около полудня после интенсивной перестрелки все умолкает. К нашему укрытию прибегает сосед Зигмунт Ковальский.

- Немцы уже в городе,- шепотом сообщает он.

Все умолкают.

Мы вылезаем из траншеи и идем домой. На ревущих мотоциклах во двор влетают гитлеровцы. На них зеленые каски, рукава засучены. За голенищами сапог и поясами торчат гранаты с длинными деревянными ручками. Они что-то кричат. Догадываюсь, что спрашивают, есть ли коммунисты. Вперед выступает Казимеж Свитковский и объясняет, что здесь нет ни коммунистов, ни комиссаров. Немцы глушат моторы, слезают с мотоциклов и выкрикивают хриплыми голосами:

- Водка! Водка!

Они врываются в нашу квартиру и начинают копаться в вещах. Один выносит из кладовки миску с яйцами и приказывает матери жарить яичницу. У нее трясутся руки от страха, но она послушно исполняет обязанности кухарки. Не успели уйти одни гитлеровцы, как в квартиру вваливаются другие и опять требуют водку. Первые объясняют вновь прибывшим, что водки у нас нет. Наконец все уходят. Через минуту слышен треск у соседей за стеной.

Прибегает Манек Рогалиньский, он зовет меня в город. Мы незаметно покидаем квартиру и идем в сторону центра. На Кафедральной лежат двое убитых советских солдат. На площади 1 Мая разрушен памятник Сталину. Фрицы громят магазины и выносят оттуда вино и шампанское. Нагружают награбленные напитки в танки и трогаются в направлении Луцка. На перекрестке улиц Варшавской и Тракт Легионов стоят фельджандармы и длинными регулировочными жезлами направляют движение моторизованных колонн. На столбе уже успели прибить указатель с надписью: "Moskau".