Юность - [5]

Я расплатился и, подхватив поднос, повернулся к выходу.

— Ты чего, новый учитель? — спросил один из подростков, навалившись на велосипедный руль.

— Да, — ответил я.

— Ты у нас будешь учителем. — Сказав это, он сплюнул и сдвинул бейсболку чуть на затылок.

— Мы в девятом учимся. А вот он — в восьмом.

— Вон оно что, — сказал я.

— Ага. А ты южак, что ли?

— Я с юга, да, — ответил я.

— Ага, понятно. — Он кивнул так, словно я побывал у него на приеме, а теперь прием окончен и мне разрешается уйти.

— Как вас зовут? — поинтересовался я.

— Поживешь — узнаешь, — ответил он.

Это их рассмешило. Я, как ни в чем не бывало, улыбнулся, но, проходя мимо, показался себе глупым. Он вышел победителем.

— А тебя-то как звать? Крикнул он мне вслед.

Я повернул голову, однако останавливаться не стал.

— Микки, — проговорил я, — Микки Маус.

— Да он еще и шутила! — крикнул он.

Съев гамбургер, я разделся и улегся в постель. Было не больше девяти вечера, комнату наполнял свет, какой бывает в пасмурный полдень, и проникающая повсюду тишина усиливала звуки при любом моем движении, поэтому даже несмотря на усталость тем вечером я опять пролежал несколько часов без сна.

Проснулся я посреди ночи оттого, что где-то хлопнула дверь. Сразу после этого в квартире этажом выше послышались шаги. Спросонок я почему-то решил, будто лежу в папином кабинете в нашем доме в Тюбаккене и что это папа ходит там, надо мной. Как меня сюда занесло? — успел подумать я, а после снова провалился в темноту.

Когда я проснулся в следующий раз, то меня охватила тревога.

Где я?

В доме в Тюбаккене? В доме в Твейте? В квартирке Ингве? В студенческом общежитии в Тромсё?

Я сел в кровати.

Сколько бы я ни озирался, взгляду ухватиться было не за что. Предметы вокруг не давали ни малейшей зацепки. Как будто я сползал вниз по отвесной стене.

А потом я вспомнил.

Хофьорд. Я в Хофьорде.

В моей собственной квартире в Хофьорде.

Я снова плюхнулся на кровать и заново прокрутил в голове всю поездку. Затем представил себе деревушку, раскинувшуюся там, за окнами, а в домах — людей, которых я не знаю и которые не знают меня. Внутри всколыхнулось чувство, похожее на ожидание, а еще на страх и неуверенность. Я встал, прошел в ванную и, приняв душ, надел зеленую рубашку из шелковистой ткани и брюки из хлопка, черные и широкие, после чего подошел к окну и посмотрел вниз, на магазин. Надо бы купить продукты для завтрака, но с этим можно было подождать.

На парковке возле магазина было несколько машин. Между ними стояла группка людей. Время от времени из магазина выходил какой-нибудь покупатель с пакетами в руках.

Нет, можно сходить и сейчас.

Я вышел в коридор, накинул пальто, надел берет и обул белые кеды, взглянул на себя в зеркало, поправил берет и вышел из дома.

Небо было таким же теплым и сероватым, как вчера. Горы на противоположном берегу фьорда вырастали прямо из воды. В них таилось нечто жестокое, я сразу увидел это, им ни до чего не было дела, ничто не имело для них значения, они словно находились где-то еще и в то же время оставались здесь.

Сейчас на парковке стояли пятеро. Двое пожилых, лет пятидесяти, и трое чуть постарше меня.

Они давно меня заметили, это я знал, иначе и быть не могло. Думаю, незнакомцы в длинных черных пальто здесь в диковинку. Я поднес к губам сигарету и затянулся так глубоко, что фильтр погорячел. По обеим сторонам двери висело два флажка с рекламой газеты «Верденс Ганг». На окне пестрели зеленые и оранжевые рукописные объявления. От группы на парковке меня теперь отделяло метров пятнадцать. Надо ли мне поздороваться? Просто вежливо поприветствовать? Или остановиться поболтать? Сказать, что я новый учитель и сострить по этому поводу?

Один из них посмотрел на меня. Я едва заметно кивнул. Ответного кивка не последовало.

Он что, не видел? Я кивнул совсем слабо, и он принял это за случайный жест? Решил, будто я просто вздрогнул?

Их присутствие меня будто ножом резало. В метре от двери я бросил окурок на землю и наступил на него. Оставить его? Или получится, что я намусорил? Значит, лучше его поднять? Нет, такая избыточная аккуратность, наверное, ни к чему?

Да ну на хрен, еще подбирать его, они же тут рыбаки — уж они-то точно ничего не подбирают!

Я поднял руку и толкнул дверь, взял красную корзинку и пошел вдоль полок. Полная женщина лет тридцати пяти держала в руках упаковку сарделек и что-то говорила девочке — наверное, дочери. Худая и долговязая, та топнула и упрямо посмотрела на мать. По другую сторону от женщины мальчик лет десяти рылся, склонившись, в выложенных на прилавке товарах. Я положил в корзинку цельнозерновой хлеб, пачку кофе «Али» и коробку чая «Эрл Грей». Женщина взглянула на меня и, положив сардельки к себе в корзину, двинулась в другой конец магазина. Мальчик с девочкой поплелись за ней следом. Я, не торопясь, бродил по магазину и разглядывал товары. В корзинку отправились кусок коричневого сыра, банка паштета и тюбик майонеза. Прихватив еще пакет молока и пачку маргарина, я пошел к прилавку, где полная женщина складывала покупки в пакет, а ее дочка читала объявления возле двери.

Продавец кивнул мне.