Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке» - [5]

Петр не пытался проявить вежливость и завязать разговор с отъезжающей родственницей. А о чем говорить? Показывать радость – неприлично, растекаться в любезностях и приглашать наведаться – Боже, спаси! Пусть по другим дворам путешествует, тут уже всех допекла. Наконец-то отбывает! Счастье-то какое! Екатерина теперь не будет такой дерганой и заплаканной. Они смогут разговаривать, больше общаться. Он непременно научит ее стрелять из ружей, разбираться в фортификационных чертежах – это же так занимательно! И все без оглядки, не прячется ли кто за занавеской.

В отличие от близких людей, Екатерина грустила по-настоящему. Родной человек уезжал навсегда. Приходилось считаться: не будь княгиня столь расторопна и настойчива, Фике никогда не стала бы женой будущего императора. Матушка приложила много сил, чтобы этот брак состоялся. Вот только тепла и любви не получила от нее, так что ж – судьба такая. Но научила ее маменька многому, и Фике будет хитрить, интриговать, потому что так принято в обществе. Чтобы дружить с кем-то – ни-ни: отошлют подальше, как Жукову. Только Екатерина теперь знает, как себя вести: всех обласкивать, вокруг держать людей подкупленных, не забывать благодарить по праздникам, благо их в православии достаточно.

– Сто-о-й! Прибыли! Красное Село!

Карета остановилась, и путешественники вышли размять ноги и попрощаться: княгине было предписано на ночлег не останавливаться, а следовать дальше. Осень только вступала в права, солнце светило еще ярко, но шальной ветерок периодически налетал и весело трепал вуали на шляпах дам, играл с пышными складками юбок, заставлял изредка прищуриваться.

Петр Федорович то ли из деликатности, то ли от желания скрыть радость расставания ушел выпить пива с дороги и перекусить. Мать и дочь остались одни. Екатерина молчала, ей нечего было сказать, кроме слов благодарности. Княгиня же нервно кусала нижнюю губу, периодически оглядывалась и все не решалась начать разговор, который она считала важным.

– Фике, бесполезно говорить что-то: ты все равно сделаешь по-своему, но поверь, твоей матери не безразлична твоя судьба, – решилась наконец-то княгиня. – Я положила столько сил и средств, чтобы состоялась сея партия, лучшая, между прочим, в Европе, и надеюсь, тебе хватит ума не разрушить все.

– Я благодарна вам, матушка, – потупила глаза Екатерина.

– Не перебивай меня, Фике! Мне так сложно разговаривать!

Екатерина послушно склонила голову. Княгиня продолжила:

– Умоляю тебя, Фике, не вздумай доверяться Елизавете! Ваш брак… Он важен, но твоя малейшая оплошность – и тебя ждет либо ссылка, либо каземат! Не верь ей никогда. Ее ласке, расположению! Все может измениться в любой момент! – Княгиня опять оглянулась. – Никогда не забывай, есть еще претенденты на престол, Петр Федорович не единственный кандидат на трон! С Бестужевым будь осторожна – хитрейшая лисица, старайся дружить… Собственно, что я говорю? Располагай всех, одаривай словом, лучше монетой, без разбора, Фике, потому что слуги много чего слышат, а потом доносят! Не скупись! От этого зависит, как долго ты проживешь в России!.. И не забывай, – тут княгиня прижала платочек поочередно к уголкам глаз, промокнув якобы набежавшие слезы, – не забывай, Фике, свою мать!.. Я столько для тебя сделала!

Обратно ехали молча, Петр попытался затеять разговор, но Екатерина ответила невпопад и вызвала неудовольствие. Петр надулся и замолчал, иногда искоса поглядывая на ту, время которой, настроение, желания и жизнь, по его разумению, теперь всецело принадлежали ему. И все же, когда оставалось совсем недалеко до Петергофа, наследник вдруг пересел на сторону Екатерины и, заговорщицки подмигнув, приблизил губы к ее уху, выдал:

– Одной мадамой стало меньше. Это хорошо или плохо?

– Не знаю, – честно ответила Екатерина. Чувство свободы, освобождение из-под гнета матери пока совершенно не отразились на ее состоянии. Пустоту ничем не заполнить, сейчас она ощущала одиночество, хотелось плакать. Совсем иначе она представляла освобождение от опеки матушки.

– Пока княгиня была при дворе, она притягивала всех шпионов тетушки, а вот теперь… Они все будут следить за вами, Катрин!.. И еще больше за мною.

– Но зачем? Ведь я не собираюсь делать ничего предосудительного!

– Возможно, ни вы, ни я, но мы ведь не единственные претенденты на трон Российской империи! Нужно быть готовыми к любым неприятным событиям… А еще лучше: опережать их, на час, на сутки, на годы. Как считаете?

– Не понимаю вас!

– Неправда! Все вы поняли, Катрин, мы теперь заложники тетушки Елизаветы, должны быть ей покорны и послушны, но стоит кому-то захотеть заработать на ее вечном страхе перед переворотами, и все… Бах! И мы в темнице.

– От злого языка нет спасения, вы сами знаете, так что пусть нас Бог хранит! – попробовала увернуться Екатерина, но Петр не позволил. С него слетела напускная ребячливость, он продолжил:

– Готов может быть только тот, у кого будут верные люди: кто предупредит, кто вооружит, кто пойдет на государственное преступление и прольет кровь. Без этого мы обречены, Катрин! Ну, мы же друзья с вами! Вы мне не верите?