Юность Добровольчества - [127]

И вот, «ужо» наступало, Петлюра входил в Киев. Даже на подступах некому было сражаться с ним. Немногочисленным защитникам объявили:

– Командующий бросил нас. Вы вольны делать всё, что хотите.

Командующий? Генерал Долгоруков? Бросил?.. Этот высокородный подлец с аксельбантами ещё днями со страниц газет клялся умереть со своей армией! А теперь бежал первым. Ах, жалость! Отдать бы эту крысу Петлюре!

Но не о Долгорукове впору было думать, а о самих себе. Юнкер Родион Марлинский принял решение мгновенно. Конечно, оставаться в Киеве, где менее года назад погиб отец, где краснокрестной сестрой милосердия работала мать. Конечно, быть верным и сражаться до конца.

Артиллерия громыхала у самых стен города, несколько часов оставалось до Петлюры. С винтовками за плечами Родя и его друг Кока Куренной быстро шли, временами переходя на бег, по запруженным перепуганными людьми, волнующимся улицам. Кто мог, покидал город, другие прятались, третьи бессильно ожидали конца. Под ногами хлюпал подтаявший, стоптанный многими сапогами и калошами снег.

– Погоди! – Кока остановился у одного из немереного числа кафе. – Зайдём!

Родя смерил недовольным взглядом отличавшегося чрезмерной дородностью друга, фыркнул:

– Сколько можно жрать! Да ещё перед боем! Вот, угодит тебе Петлюра штыком в живот!

– Ты не понял. Там отец с матерью… Проститься… – смутился Кока.

– А… Тогда пойдём, – милостиво разрешил Марлинский.

В кафе было многолюдно даже в этот час. Куренные сидели за столиком и обедали. Точнее сказать, обедал, чинно хлебая борщ, отец семейства, а мать лишь беспокойно озиралась в ожидании сына. Юнкера подошли к столу, и Кока сразу объявил:

– Батьку, матушка, я пришёл проститься. Ухожу воевать с петлюровцами.

Отец опустил ложку, покрутил длинный ус. Был он похож на сечевого казака из дружины Тараса Бульбы. Не выразил ни волнения, ни удивления:

– Борща хочешь, сынку?

– Нет, батьку. Нам, может, в бой…

– Сыночек, да какой же бой?! Одумайся! Куда ты, шалый, один на Петлюру полезешь? Я тебя не пущу! – слёзно запричитала мать.

– Нет, не могу. Я должен идти.

Родя переминался с ноги на ногу. Ему надоела эта затянувшаяся сцена: дёрнуло же Коку явиться к родителям со своим решением – теперь пока уляжется, а времени чуть! В это время что-то громыхнуло у самого входа в кафе, со звоном вылетели стёкла, повалил дым, вспыхнула стрельба. Посетители спешно повалились на пол. Воспользовавшись замешательством, Родя ухватил приятеля за рукав и потащил за собой. Пригибая головы, юнкера выбежали на улицу, пробежали квартал и наткнулись на несколько офицерских взводов.

– Никита! – радостно крикнул Кока, завидев среди офицеров брата.

Никита Куренной, молодой, сбитый офицер с коротко остриженной головой и пышными усами обернулся:

– Никол? Ты как здесь?

– Да вот, мы с Марлинским с Петлюрой драться решили!

– Только вас и ждал он, чтоб по затылку потрепать, – усмехнулся Никита. – Отправил бы я вас, вояк, домой, да, боюсь, это сейчас ещё опаснее.

– Куда вы идёте? – спросил Родя, сняв с плеча тяжёлую винтовку и опёршись на неё.

– Хотим выбраться из города.

– А потом?

– На Дон, конечно!

– На Дон! – счастливо выдохнул Кока. И у Роди также загорелось: на Дон! Куда же ещё? На Дон! К Деникину! И продолжить борьбу! А Никита почему-то никакого восторга от идеи этой не испытывал. Ничего не сказал больше.

– Можно с вами пойти?

– А куда ж вас ещё?

Между тем, отряд продолжал топтаться на месте. Колонна, в которой набралось порядка двухсот человек, дотянулась до Крещатика и остановилась у гостиницы.

– Господа, отряд без командира, это стадо баранов!

– Нужен командующий!

– Сбегай до Берлина, возверни ихнее превосходительство генерала Долгорукова и ихнюю светлость гетмана Скоропадского!

– В рот им дышло обоим!

– На ближайших фонарях за ноги вздёрнуть!

– Господа, без командования мы не можем продвигаться! Нужно что-то решить!

– А что тут решать?! Все генералы драпанули с немцами, а нас оставили кровью захлёбываться!

– Не все! – это Никита баском крикнул.

– Кого же вы предлагаете, ротмистр?

– В Киеве находится генерал от кавалерии граф Келлер!

Забилось сердце учащённо. Конечно! Келлер! Имя это хорошо известно было всей России. Лучший кавалерийский начальник в годы Великой войны. Первая шашка Империи! Его имя было так популярно, что тринадцатилетние и пятнадцатилетние мальчишки, даже из богатых и благополучных семей, убегали из дома служить к нему. Среди этих мальчишек, мечтавших воевать под началом Графа, был и Родя Марлинский, и Кока Куренной, и звонкие мальчишеские голоса их восторженно поддержали:

– Келлера! Келлера!

И собравшиеся офицеры согласились. Решили послать к генералу делегацию в составе трёх человек. И в число этих трёх включили Никиту, служившего под началом Графа.

Имя Келлера вырвалось у ротмистра Куренного само собой. Да и чьё имя могло ещё вырваться у офицера, всю войну прослужившего в славном третьем кавалерийском корпусе, которым командовал Граф? С уверенностью мог утверждать Никита, что таких начальников, как Келлер – по пальцам одной руки счесть. Старый воин, вольнопером прошедший Балканскую войну, получив за неё два Георгия, флигель-адъютант Государя, несмотря на такое положение, на знатный род и громкий титул был он удивительно чуток к нуждам солдата. Никогда не заискивал Граф симпатий нижних чинов, как стало модным это после революции, но отечески заботился о них, считая это своей святой обязанностью. С солдатами был он в высшей степени прост и деликатен в обращении тогда как со старшими начальниками держался сухо. Нелёгок был характер у Графа, а любили его и офицеры, и нижние чины. Знал он психологию солдата и казака, легко находил общий язык с ними. Встречая раненых, выносимых из боя, генерал разговаривал с каждым из них, успокаивал, ободрял ласковым словом.