Юноша - [50]

Спустились к реке. Сережа разостлал шинель на траве. Ночь была теплая. Месяц серебряной спиралью качался в черной воде. Плыли незаметные плоты. Иногда кто-то кричал: «Причаливай!» Выделялась буква «ч», такая же темная, густая и теплая, как эта ночь.

Сергей все рассказал Валерьяну Владимировичу. И о том, как ему живется в казарме, о контрреволюционных, прямо погромных настроениях некоторой части вольноопределяющихся, о безразличном состоянии других и о том, что только что произошло дома, и, в частности, о своем отце и его компаньонах.

— Они зарабатывают десятки тысяч, и им, конечно, война до победы — чистая прибыль.

Затем он рассказал, как перестал ходить к Синеоковым, где собираются эти прилизанные земгусары.

— Синеоковы и эти молодые люди мне тоже глубоко несимпатичны, — заметил Валерьян Владимирович. — Сергей Митрофанович называет их паразитами. Это, пожалуй, правильное определение, — сказал в раздумье учитель Дорожкин. — Между прочим, вы знаете, — продолжал он, — Сергей Митрофанович ярый большевик. Правда, он у них там не самый главный, но выступает на митингах и меня раз затащил. Говорит горячо.

Потом Валерьян Владимирович рассказал, что он последнее время много толкался среди народа и что очень полезно потолкаться среди народа — можно услышать много любопытного.

— Народ, конечно, против войны и гораздо умнее и больше знает, чем о нем думают наши правители… Вам надо ближе познакомиться с Сергеем Митрофановичем. Умная и светлая личность. Большой знаток Французской революции… Но особенно не поддавайтесь его агитации. Он фантазер… и в каждой партии много мелких чувств и нечистоплотности… На днях мне попалась книжечка Н. Ленина «Империализм, как новейший этап капитализма». Не читали?

— Нет, — ответил Сергей и добавил с сожалением, что он почти совсем не читал политической литературы и только теперь решил этим делом заняться вплотную.

— Я сам не большой любитель политической литературы. Эту брошюрку случайно прочел. Написано суховато, но материал интересный.

Они поднялись. Сережа накинул шинель на плечи. Валерьян Владимирович поправил шляпу и, опираясь на свою палку, неожиданно продекламировал:

— «Снова тучи надо мною собралися в тишине…» Помните у Пушкина?.. «Бурной жизнью утомленный, — продолжал он, взяв под руку Сережу и идя с ним рядом, — равнодушно бури жду: может быть, еще, спасенный, снова пристань я найду»… Так-то дела, Сережа! Я, знаете, завидую Сергею Митрофановичу. Был бы моложе — возможно, тоже выступал бы на митингах… Хотя он всего-то навсего моложе меня на два года… Вот мне бы ваши лета, Сережа!

— Ну и что хорошего? — заметил печально Сергей. — Я сегодня бродил по улицам и думал о том, что мне неохота жить.

— Ну, ну, молодой человек…

— А что хорошего? Ничего хорошего, Валерьян Владимирович… Лицемерие… Ложь… Хорошо только мошенникам и прохвостам. Скорей бы уехать на фронт. Вот сейчас надо идти в казарму. Храп там и вонь. Эта особенная, вековая казарменная вонь. Сколько ни проветривай…

— Пойдемте ко мне ночевать. Моя дочь гостит в деревне, и вы меня абсолютно не стесните… Пессимизм ваш пройдет. Это тоже от молодости. А все-таки впереди огоньки! Помните, у Короленко?

Дома Валерьян Владимирович вскипятил на спиртовке кофе. Они долго говорили о политике, о поэзии, читали стихи и пили черный кофе. Так как Сереже надо было завтра рано в казарму, Валерьян Владимирович попрощался с ним. Просил обязательно заходить.

— У меня всегда найдется место, где переспать, и если даже придет Сергей Митрофанович — он иногда забегает и остается ночевать, — то тоже не страшно. В крайнем случае кто-нибудь устроится на диване.

На столике у кровати лежали три книги: толстый литературно-художественный журнал «Летопись», «Финансовый капитал» Гильфердинга и тоненькая брошюрка в красной обложке — «Коммунистический Манифест». Сережа охотней всего стал бы читать литературно-художественный журнал, но пересилил себя и взялся за Гильфердинга, решив, что эта книга для него полезней и важней. С первой же страницы «Финансового капитала» он увидел, что абсолютно ничего не понимает, почувствовал непреодолимую скуку и желание спать. Досадуя, отложил Гильфердинга и взялся за «Коммунистический Манифест», с твердым намерением прочесть сейчас же: «Книжечка тоненькая — во что бы то ни стало прочту». «Коммунистический Манифест» его увлек. Все было понятно. И даже показалось, что о многом он и сам давно так думал.

Совсем не хотелось спать. Светало, и за окном свистели птицы. Некоторые места в «Коммунистическом Манифесте» были подчеркнуты карандашом и отмечены восклицательными знаками. Очевидно, это отметки Сергея Митрофановича, так как книги принадлежат ему. Сережа подумал, что эти места особо важные, и прочел их еще раз.

«…Общество все более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга класса — буржуазию и пролетариат… Как прежде часть дворянства переходила к буржуазии, так теперь часть буржуазии переходит к пролетариату, именно — часть буржуа-идеологов, которые возвысились до теоретического понимания всего хода исторического движения… Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников…»