Юнона - [59]

— Хватит! — резко сказал Том. — Нам еще не хватало искать виноватых и рвать друг другу глотки. Как будто вокруг мало желающих их порвать.

Они замолчали, отвернувшись друг от друга.

— Ладно. Поступим так, как предлагает Макс, — спустя несколько минут сказал капитан. — Уложим световые кабели в воздуховоды пятого отсека и подадим на них максимальную мощность. Надо выяснить характерное время деградации этих капель в зависимости от уровня освещенности… ну и вообще, убедиться в том, что свет их действительно разрушает. И в зависимости от того, что выясним, продумаем наши дальнейшие действия. ОК?

Вернувшись к себе в каюту, Нэлл обнаружила в почте долгожданный ответ Элли.

— Привет, мам, — говорила она, и порывистый ветер с моря заставлял щуриться ее глаза и трепал пушистый светло-русый хвост. — Ты в курсе, что все ваши письма просматриваются правительством? Суток не прошло, как я получила твое письмо, а сюда уже явилась пара хмырей из Флоридского центра и заявила, что я должна подписать им кучу бумаг о неразглашении. А если упрусь, то больше не услышу от тебя ни слова. Каково? Свобода слова и распространения информации, акулье дерьмо! Ну, я им ласково сказала, чтобы шли подальше, потому что с ньюсмейкерами у нас и так разговор короткий. Они туда-сюда, короче, уломали. Так что теперь я в какой-то вашей группе с полным доступом. Ну, или врут, что с полным, — и Элли рассмеялась.

Нэлл сквозь слезы смотрела, как она смеется. На обветренные губы, ямочки на щеках, на смуглую — темнее волос — гладкую кожу.

— И передавай привет Марике Рачевой, она явно рубит фишку. С жизнью нельзя бороться с помощью смерти, она все равно обманет и победит.

«Да, победит, вот только какая из трех?» — подумала Нэлл, шмыгая носом.

Она пересматривала письмо снова и снова, бесконечное число раз, вглядывалась в лицо дочери и чувствовала, как тает тревога последних часов. Что с того, что они сидят в хрупкой консервной банке, открытой всей вселенной, что по воздуховодам ползают шустрые черные лужи, что с них не сводит глаз двухсоткилометровое чудовище, и что каждый из их дней может оказаться последним? Что с того, что все они неизлечимо больны? Там, за ее спиной, ветер колышет кроны пальм и с шумом набегают на берег волны, и жгучее тропическое солнце заливает берег ослепительным светом, и Элли смеется… она пять лет не видела, как Элли смеется.

«Передавай привет Марике Рачевой»…

А почему бы и нет?

Все еще улыбаясь до ушей, Нэлл отправила вызов Марике.

— Привет! Моя дочь официально заявила, что ты рубишь фишку.

— Ни хрена я не рублю, ни фишку, ни мартышку, — мрачно ответила та. — Облажалась, как последняя идиотка.

— Ты? Что случилось?!

— Магда исчезла.

— Магда?

— Я ее выпустила погулять по полу, подумала, пусть разомнется, пока я работаю. Обычно она сразу бежит, когда я ее зову. А тут не пришла. Я всю каюту обыскала. Ты ведь знаешь, у нас и муравью спрятаться негде — куда, по-твоему, могла деться крупная взрослая крыса?

— В стоковый воздуховод?

— Я идиотка, но не настолько. Перед тем, как ее выпустить, я его закрыла.

— В коридор?

— Я из каюты ни ногой, ко мне никто не заходил, а сама она, как ты понимаешь, дверь не откроет.

— Может, где-то спряталась и заснула? — спросила Нэлл, вспомнив привычки Филлис.

— И стала невидимой? — не без яда в голосе отозвалась Марика. — Что-то мы сегодня с тобой обе не блистаем интеллектом.

Нэлл кольнуло раздражение, но она решила не вестись.

— Дежурный по станции знает?

— Знает… Толку то.

Она глубоко вздохнула.

— Последняя крыса из пятой контрольной группы. Можно сказать, наш талисман. Зачем я вообще ее из бокса достала? Хоть башкой об стены стучись. Прости, пойду пореву, — и Марика отключилась.

Иногда самые большие усилия приходится прикладывать для того, чтобы просто жить как обычно. Просто работать, просто делать то, что делаешь день за днем, не позволяя страху или отчаянию превратить тебя в трясущийся мешок с костями, думала Нэлл, ковыряя статью. Дело продвигалось с большим скрипом. То ли она банально не выспалась, то ли не могла отвлечься от жутких черных тварей, ползающих в темноте совсем рядом, в десятке сантиметров ниже уровня пола. Даже если Макс и Алекс выжгут этих тварей из воздуховодов пятого отсека — что дальше? Всего на Юноне восемь отсеков, и в самом лучшем случае с каждым придется работать по несколько часов. Значит, впереди еще двое-трое суток, в течение которых может произойти все, что угодно.

Да и потом тоже, шепнул внутренний голос.

Постепенно она втянулась и проработала почти до ужина, прибавив к статье полдюжины страниц.

— Нэлли, ты в порядке? — произнес совсем рядом голос Тома, и ее сердце радостно забилось.

— Ага, — ответила она, широко улыбаясь, и сорвала с себя шлем… но каюта была пуста.

— Нет, ну каков сукин сын, а?

Она похолодела.

— Том?..

— В темноте больше не спим.

Она выскочила из ложемента и тревожно оглянулась.

— Ты сейчас куда?

Кажется, у нее снова затряслись руки. Она медленно поворачивалась, оглядывая каюту и чувствуя себя бактерией на покровном стекле, на которую — через окуляр микроскопа — с холодным любопытством смотрит чужой взгляд.