Юнгфрау - [6]

Так что Мария продолжала разносить кофе и напитки и держаться с клиентами любезно. Результат любезного поведения в гостиничных номерах вам, полагаю, известен. Чем гостеприимнее улыбается женщина, тем больше клиенту хочется воспользоваться этим гостеприимством до предела. И однажды случилось то, что и должно было случиться. Какой-то турист посягнул на Марию, та при мысли о Йогане не посмела закричать, турист оказался сильнее — вот и все.

Я видел, как она вошла в канцелярию Йогана с побледневшим лицом и полузакрытыми глазами. Затем Йоган вылетел из кабинета и убежал наверх. А немного погодя вновь спустился, уже спокойный и тихий. Сумма за нанесенную обиду, наверно, оказалась достаточно круглой.

Анри замолчал и облизнул губы.

— Еще немного коньяку? — предложил я.

Тот кивнул.

— Интересно, когда пью, начинаю говорить, а как разговорюсь, тут же выпить хочется. Замкнутый круг, знаете.

Принесли новую рюмку.

— В сущности, чтоб не быть несправедливым к Йогану, нужно сказать, что в первое мгновение и он ходил, как отравленный. Нелегко ведь делиться с прохожими женщиной, которая до вчерашнего дня была лишь твоей. Но тут сыпались деньги. И все остальное впридачу.

Если кто страдал по-настоящему, так это Мария. К отвращению и обиде примешивался страх потерять любимого человека. Йоган поспешил ее успокоить: происшедшее ничего не изменило в их отношениях, сейчас он ее любит даже больше, чем когда-либо, и так далее.

А спустя некоторое время случай повторился. На этот раз хозяин воспринял все совершенно спокойно и, как я понял, выудил компенсацию еще ловчее. Для него весьма выгодным было то обстоятельство, что Мария сопротивлялась всерьез. Значит, не могло быть и мысли о шантаже.

«Такую сумму заставил его отстегнуть, — сказал он Марии, — что надолго запомнит.»

«Умоляю тебя, Йоган, верни эти деньги и больше никогда не посылай меня наверх.»

«Вернуть деньги? С ума ты, что ли, сошла? Ты имеешь вообще представление, какая это сумма? Еще бы несколько таких сумм — и совсем выплывем.»

«Но разве ты не видишь, что превращаешь меня в шлюху? И ты меня возненавидишь, и я сама себя возненавижу. Умоляю, положим этому конец!»

«Ты шлюха? Моя красивая большая девочка, да ты же для меня самое дорогое, единственное сокровище. Еще немного терпения — и унижениям придет конец. Увидишь, как тогда заживем вдвоем.»

У него всегда была масса добрых намерений. Дорога в ад, как вы знаете, вымощена одними лишь благими намерениями.

— А приятель твой? — спросил я.

— Какой приятель?

— Другой официант — влюбленный. Что делал он?

— Ничего. Что он мог сделать? Смотрел и сердце у него обливалось кровью.

— Твой приятель был дурак.

— Возможно. Но будь он и умным, результат все равно был бы тот же. Раз эта женщина ради Йогана была готова на такие унижения, значит не убежала бы с тем, другим, даже за все сокровища мира. Страдал он, конечно, и все мы страдали. Этих происшествий постепенно становилось больше. Все чаще я видел, как Мария выходит из какого-нибудь номера с разлохмаченными волосами и в истерзанном платье. Поварихи на кухне посмеивались: «Марию-то на этой неделе в третий раз обесчещивают.»

Поначалу она переживала тяжелые кризисы, лицо у ней постоянно было опухшим от плача. Она избегала взглядов окружающих, таяла перед всеми от стыда, но Йоган хотел, чтоб было так, и она подчинялась.

Потом она перестала делать драму — притерпелась или просто отупела. Вошла в число тех обыкновенных женщин, что хлещутся по гостиницам и с которыми всякий может закрутить приключение. Йоган, надо сказать, был не сильно доволен таким развитием событий. Не из-за чего другого, а что сумм больших уже не сыпалось. Всякий знал, сколько стоит Мария. Зато доход был регулярным, его можно было посчитать предварительно, как выручку от кафе или механического пианино. Вообще, для Йогана дела развивались неплохо. Он пополнел, остепенился, в воскресенье ходил в церковь, его выбрали в совет общины.

Прошли еще годы. Он так и жил с Марией, словно ничего не произошло. Наверно, она ему немного опротивела, но Йогану некогда было бегать по разным девочкам, да и когда к какой-то женщине привыкнешь — сами знаете. От прошлой Марии, в сущности, немного еще уцелело. Тело одрябло, лицо увяло — такое стало без всякого выражения. Я себя спрашивал иногда, есть ли еще у этой женщины какие-нибудь чувства. Потом понял, что есть.

Анри замолчал и поднял руку к бару.

— Будет пять, — сказала официантка, принеся рюмку и картонку.

— Я не спрашивал, сколько будет, — пробормотал мой собеседник. — Давай, иди — зовут тебя.

Он поднял рюмку, поколебался и опять отставил.

— Сберегу напоследок, — сказал Анри. — Пять — моя доза.

Из домика-часов показалась деревянная птичка и в буфете опять раздалось металлическое скрипящее кукование. Пассажир за соседним столиком шевельнулся, посмотрел на часы и взял кружку. Потом вспомнил, что пиво выдохлось, и сонно опустил голову.

— А потом что стало?

— Потом стало самое скверное. У хозяина вошло в привычку уходить время от времени после обеда и даже пропадать на целый вечер. Кассу он доверял мне, представьте себе. Невиданное дело. Однажды я услыхал, что он крутится возле дочери какого-то богатого помещика. У Йогана давно была мечта: иметь собственную ферму, откуда получать все продукты для отеля.