Юная грешница - [32]

— Шлюха, — сказал он. — Не хочу слышать никаких извинений.

Джо начал плакать.

Я хотела подойти к нему, обнять, но сейчас он казался каким-то чужим, и мне теперь было не только страшно… Я почувствовала себя одинокой. Мои мосты сожжены — между мной и невероятным ужасом неизвестности стоял этот бесшумно плачущий человек с перекошенными губами. Спустя мгновение он закрыл лицо руками.

Я докурила сигарету и ничего не сказала. Мне нечего было сказать. Я решила, что мне лучше скрыть свою историю. Что бы ни случилось, лучше скрыть. Джо руководствовался лишь смутными подозрениями, хотя я не понимала, откуда они у него взялись.

Через несколько минут он перестал плакать, подошел к графину с несвежей водой, стоящему на заляпанном столике, выпил целый стакан, сел в кресло и посмотрел на меня.

— Ты действительно сказала мне правду?

— Да.

— Хочется в это верить, — произнес Джо. — Я очень хочу верить в это.

— Правда есть правда, милый, — я закурила еще одну сигарету. — Чем ты так расстроен?

Я задала вопрос равнодушным тоном, но мой интерес был отнюдь не праздным.

— Не знаю. Потому что я люблю тебя.

— Что произошло сегодня, Джо? Он посмотрел на свои руки.

— Ничего. Абсолютно ничего. Сейчас они уже получили письмо. Полиции нет, насколько я мог видеть. Дом выглядел как обычно.

— Как на работе?

— Настоящий ад. Не знаю, смогу ли я выдержать это — работать, ждать, выглядеть спокойным… — Он тоже закурил и выпустил изо рта дым, словно у табака был отвратительный привкус. — Ничего. Как будто ничего не случилось. Я подумал… может, письмо потерялось на почте.

Почему, удивилась я, мое сердце сейчас дрогнуло? Я хотела именно этого. Почему-то в моей памяти вдруг всплыло лицо Теда.

— Я не гожусь для этого, Джоан, — сказал Джо. — Я говорил тебе, что меня нельзя отнести к преступникам такого рода.

— Эллиот аккуратный парень, — заметила я. — Он обо всем подумает. Просто для этого ему требуется некоторое время.

Джо на минуту сел прямо, затем расслабился в кресле и закрыл глаза.

— Боже, как я устал. Устал до смерти.

— Когда ты ел последний раз, дорогой?

— Ел? — рассеянно спросил он потолок. — Не знаю. Слишком жарко, чтобы проголодаться.

— Эта беда характерна для нас обоих, — сказала я. — Мы оба измучены. Голодны. Давай выйдем ненадолго.

— У меня другие идеи, — возразил Джо. — Иди сюда, киска.

Ласковые слова. Нежные имена, которые я никогда раньше не слышала. Не знаю, почему они так меня встревожили.

— Нет, — ответила я. — Это похоже на роман.

— Что-то не так?

— Ничего. Просто я боюсь, — выпалила я. — Вот что не так.

— Я тоже боюсь, но мы выпутаемся.

— Что касается тебя, — сказала я. — Терпеть не могу сцен. Одна из причин того, что я сейчас делаю, это возможность никогда больше не видеть сцен. Эллиот их обожает. Я боюсь тебя, и схожу по тебе с ума. Хочу, чтобы ты знал это. Хотя я собиралась подождать до ужина.

То, что произошло дальше, немного смешалось у меня в голове и на бумаге выглядит довольно бессмысленно. Все случилось так неожиданно, в смятении чувств. Джо вдруг встал на колени, подполз ко мне, словно животное, и стал целовать мои туфли. Он все время глухо, быстро бормотал что-то вроде «прости, милая… больше никогда…» Это было нелепо и почти смешно. Но Джо вовсе не дурачился.

Он снова заплакал. Его губы тянулись ко мне. Я видела руки Джо, нежные руки, словно белые животные на линолеуме, двигающиеся, дрожащие под тяжестью хозяина. Его голова склонилась к полу. Помню, я впервые увидела, что волосы на макушке Джо уже поредели, совсем немного, но это причинило мне боль. Я наклонилась, подняла его голову, села рядом с ним и начала целовать его, как ребенка, своего ребенка, молча, долгими поцелуями, в которые вкладывала всю себя и ничего не требовала взамен. Джо вел себя, словно смертельно раненый, и я целовала его, что-то шептала ему. Я видела его лицо, всегда строгое, собранное, а сейчас потерянное. Уголки рта были опущены, сморщившиеся щеки опали… Все лицо его стало расслабленным и уязвимым.

Как мне объяснить это? Страшная и в то же время великолепная картина. В ней было что-то неприятное, не правильное, и я пировала в этой не правильности, мне нравилась эта неприятность. У доктора Сары есть ряд теорий о том вечере, но на самом деле — уверяю вас — она ревнует. Любая женщина стала бы ревновать в тот момент, если бы увидела большого и сильного мужчину, который целует ноги сопливой десятиклашке. Потом он стал ласкать языком мои колени и внутренность бедер. Я буквально вся застыла, повинуясь волнам наслаждения, которые наплывали на меня с каждой секундой. Вскоре я почувствовала, как он ложится рядом со мной. Его объятия наполняли меня неизъяснимым блаженством. Я буквально купалась в нежности, которую он источал… Он раздевал меня, но я не чувствовала этого физически. Тело мое, словно змея, сбрасывало кожу под лучами солнца, но этим солнцем были его жгучие поцелуи. Его пьянящий рот впивался в мои соски и они твердели и ныли в его ласковых губах, мое тело буквально таяло в объятиях его нежных и твердых ладоней. Затем я почувствовала, что он пытается раздвинуть мои бедра, и почти поддалась этому, но что-то во мне воспротивилось пьянящему желанию. Я обхватила ногами его бедро и впервые почувствовала в такой близости от себя его восставшую плоть. Я даже украдкой попыталась подглядеть, что это у него такое. Но наши объятия были слишком тесными, и поэтому я прикоснулась к нему в этом месте рукой… И ощутила пульсирующую энергию, которую источал он. Он буквально рвался, пытаясь войти в меня, я почувствовала, что еще мгновение, и наше противоборство как-то разрешится, и поэтому еще теснее прижалась к нему и еще крепче обхватила это место кулачком — и он разрядился, выплеснув на меня всю свою энергию, забрызгав мой живот и часть дивана своим сладостным соком…