Юная грешница - [15]

Я вспомнила, как иногда выключала звук телевизора и смотрела на актеров, шевелящих губами, произносящих свои слова, следила за мельчайшими деталями выражений их лиц, превращала самую серьезную драму в фарс. Без слов их реакции выглядели бессмысленными. Люди двигались по яркому экрану словно безумные куклы.

Довольно часто Мария останавливалась перед каким-нибудь блестящим монстром, перед огромной вулвортской стеклянной вазой, окрашенной в туманный, безнадежный зеленый цвет, или перед безобразными старинными часами, прибывшими прямо из лесов Германии, созданными волевыми руками экс-наци, которые имели только такую возможность выразить свою ненависть и презрение к захватчикам-янки и чей жест негодования заключался в том, что все неоготические фигурки раскрашивались ужасными голубыми и розовыми цветами, как перья, приклеиваемые к шляпам мексиканских рабочих.

Женщина стояла перед какой-либо вещицей, увлеченная своим внутренним монологом, ровно столько времени, сколько требовалось нормальной хозяйке, чтобы ознакомить гостя с диковиной и получить восхищенный отзыв. Я передвигалась за ней, время от времени выражая восторг с целью нарушить мертвую тишину.

Так перемещаясь в ритме комедии эпохи немого кино, мы обошли весь первый этаж и отправились на второй.

Все это время я чувствовала позади себя присутствие Джо, молчаливого, внимательного, и только оно удерживало меня от побега с рыданиями перемешанными со смехом из этого сумасшедшего дома.

Как я заметила раньше, жилище Джо являлось очень недорогим.

На втором этаже было только две комнаты, обе спальни, с ванной между ними.

Спальня оказалась такой же безобразной, как все остальные помещения. Казалось, все хрупкие, дешевые, безобразные женские безделушки, которые торговец мог продать, и товары, предлагаемые оптом, нашли путь в дом семьи Вито. Они заполнили целиком пространство площадью двенадцать на шестнадцать футов. Смесь подушечек для иголок (некоторые уже с пробивающейся наружу грязно-белой набивкой), статуэток (подделки подделок китайских фигурок), гребней и щеток с огромными камнями, приклеенными к ручкам, подушек яркого, порочного цвета, не годившихся ни для чего, ваз различного назначения, большей частью открытых, тонкостенных, раскрашенных полосками, вместе с туалетным столиком (дешевое подражание Ренессансу) — все это простиралось в виде мешанины дурного вкуса от одной стены комнаты к другой, утопив под собой две кровати из клена, выглядевшие здесь единственными приличными вещами.

Когда Мария открыла дверь, ведущую в соседнюю спальню, я услышала, как Джо сзади вздохнул.

— Идемте, — сказал он. — Достаточно, дорогая. Джоан все видит.

Но женщина мило покачала головой и надула губки. И тут для меня что-то вдруг встало на место. Я поняла, почему Джо женился на ней.

Все ее манеры до сих пор (если вы можете не обращать внимание на пустоту, оставленную метлой, стеревшей разум бедняги и придавшей всему, что она делала и говорила, немного жуткий вид) оставались девичьими. Вероятно, это было основным оружием Марии, так ей удавалось привлекать мужчин. В движениях ее бедер сохранилось что-то от четырнадцатилетней девочки, а в наклоне головы проглядывала зрелая кокетливость. Внешняя гармония по-прежнему присутствовала в ней, но теперь отвратительно бессмысленная.

Эта женщина напоминала Джо маленькую девочку, поэтому он выбрал ее себе в жены. Бедная Мария!

А сейчас она с пустой и ужасной имитацией того, что когда-то было милым очарованием, скорчила гримаску, покачала головой и повела меня в соседнюю комнату.

Там Мария начала все сначала, останавливаясь в различных местах, указывая пальцем и не произнося ни слова.

Только эта комната оказалась совсем пустой.

Я не знала, как реагировать, повернулась к Джо и взглянула на него. Он пожал плечами и сделал мне головой знак, чтобы я вышла. Я отступила в спальню, чувствуя, что мой лоб покрылся испариной, а через несколько мгновений впервые в жизни заметила дрожь в собственных руках. Я попыталась взять себя в руки, и дрожь вскоре унялась. Глубокий вдох и медленный выдох.

Помню, я тогда подумала, каковы сейчас мои чувства? Каковы ощущения? Что я собираюсь делать дальше? Я знала, как именно должна была себя чувствовать. Знала, что должна уйти отсюда, выпутаться из ситуации, которая слишком сложна для меня и потенциально слишком взрывоопасна. Я должна была испугаться до смерти, обнаружить в себе то, что Эллиот называет «романтическими взглядами».

Но все, о чем я могла думать в чужой спальне, стоя с переставшими наконец дрожать руками, это о жалости и о любви к Джо, и еще о жалости к Марии. Но больше всего мне хотелось защитить Джо, защитить от любых дальнейших травм. Это означало увести его отсюда, поскольку, очевидно, сама жизнь здесь была для него сплошной травмой.

Затем Джо вышел, ведя перед собой Марию и что-то тихо говоря ей. Женщина проследовала мимо меня с видом наказанного ребенка, с опущенными уголками дрожащих губ, не говоря ни слова, и я заметила в ее глазах слезы.

Джо промолчал, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Через мгновение я присоединилась к нему, и мы стали разглядывать лужайку и дорожку к дому вместе.