Йун Габриэль Боркман - [2]

Элла Рентхейм. О Гунхильд!.. Удар этот обрушился не на одну нашу семью, а и на многие, многие другие.

Фру Боркман. Положим. Но мне-то что до этих других? Для них дело шло лишь о потере... ну, каких-то там денег или ценных бумаг... а для нас! Для меня! Для Эрхарта! Он был тогда еще совсем ребенком! (С возрастающим жаром.) На нас двоих невинных обрушился стыд! Позор! Безобразный, ужасный позор! И полное разорение вдобавок!

Элла Рентхейм (мягко). Скажи, Гунхильд... как он переносит это?

Фру Боркман. Эрхарт?

Элла Рентхейм. Нет, он сам. Как он переносит это?

Фру Боркман (презрительно фыркнув). Ты думаешь, я справляюсь об этом?

Элла Рентхейм. Справляешься? Тебе, я думаю, и справляться не приходится...

Фру Боркман (удивленно глядя на нее). Да не думаешь же ты, что я вижусь с ним? Встречаюсь с ним? Вообще заглядываю к нему?

Элла Рентхейм. Даже не заглядываешь?

Фру Боркман (по-прежнему). К тому, кто отсидел под замком пять лет!.. (Закрывает лицо руками.) О, этот гнетущий стыд! (С новым порывом.) И вспомнить только, что значило прежде имя Йуна Габриэля Боркмана! Нет, нет, нет!.. Я не могу его видеть! Ни за что, никогда!

Элла Рентхейм (глядит на нее с минуту). Ты жестокосердна, Гунхильд.

Фру Боркман. По отношению к нему - да!

Элла Рентхейм. Он ведь все-таки муж тебе.

Фру Боркман. Разве он не сказал на суде, что это я положила начало его разорению? Что это я тратила слишком много?..

Элла Рентхейм (осторожно). А разве это уж совсем неправда?

Фру Боркман. Да не сам ли он желал того? Ставил дом на такую бессмысленно широкую ногу...

Элла Рентхейм. Знаю, знаю. Но оттого-то тебе и следовало бы сдерживаться самой. А ты это вряд ли делала.

Фру Боркман. Почем же я знала, что он давал мне тратить... не свои деньги? Сам-то он как сорил ими? В десять раз хуже моего!

Элла Рентхейм (сдержанно). Пожалуй, его положение обязывало. В значительной степени, во всяком случае.

Фру Боркман (презрительно). Как же, только и речи было что о "представительстве"! Вот он и представительствовал... вовсю! Разъезжал на четверке, точно король! Заставлял людей ухаживать за собой, кланяться, расшаркиваться, точно перед королем! (Смеется.) Его по всей стране иначе и не называли, как прямо по имени, точно короля: "Йун Габриэль", "Йун Габриэль"! Все отлично знали, что за сила такая Йун Габриэль!

Элла Рентхейм (твердо и горячо). Он и был тогда силой.

Фру Боркман. Да, с виду. Но он никогда ни единым словом не обмолвился мне о настоящем положении дел. Никогда и не заикнулся о том, откуда брались средства.

Элла Рентхейм. Да, да... И другие, верно, не подозревали этого.

Фру Боркман. Ну и пусть другие. Но мне-то он обязан был говорить правду, А он никогда не говорил!. Все только лгал... лгал мне без конца...

Элла Рентхейм (перебивая). Едва ли, Гунхильд! Он, может быть, утаивал, но лгать - наверно не лгал.

Фру Боркман. Да, да, называй как хочешь. Выходит одно и то же... Но вот и рухнуло все. Все как есть. Все великолепие пошло прахом,

Элла Рентхейм (как бы про себя). Да, все рухнуло... для него и для других.

Фру Боркман (грозно выпрямляясь). Но скажу тебе, Элла, я все же не сдамся! Я сумею добиться удовлетворения! Поверь мне!

Элла Рентхейм (напряженно). Удовлетворения? Что ты хочешь этим сказать?

Фру Боркман. Удовлетворения за потерю имени, чести и благосостояния! Удовлетворения за всю свою исковерканную судьбу, вот что хочу сказать. Знай, у меня есть кое-кто в резерве. Кто-то смоет дочиста всю эту грязь, которою забрызгал нас директор банка.

Элла Рентхейм. Гунхильд! Гунхильд!

Фру Боркман (с возрастающим жаром). Жив мститель! Он искупит все, в чем грешен передо мной его отец!

Элла Рентхейм. Значит, Эрхарт.

Фру Боркман. Да, Эрхарт, мой чудесный мальчик! Он сумеет восстановить род, дом, все, что можно восстановить... И может быть, даже больше.

Элла Рентхейм. А каким же образом все это совершится, по-твоему?

Фру Боркман. Каким придется. Я не знаю, каким именно. Знаю лишь, что это совершится, должно когда-нибудь совершиться. (Вопросительно глядя на нее.) Элла... не задавалась ли, в сущности, и ты теми же мыслями с самого детства Эрхарта?

Элла Рентхейм. Нет, я, право, не могу сказать этого.

Фру Боркман. Нет? Зачем же тогда взяла ты его к себе... когда разразилась буря над... этим домом?

Элла Рентхейм. Тебе тогда было ведь не до него, Гунхильд.

Фру Боркман. Пожалуй, что так. И отцу тоже... по уважительной причине... Крепко сидел!

Элла Рентхейм (в негодовании). И ты можешь говорить так! Ты!

Фру Боркман (ядовито). А ты, ты могла заставить себя взять дитя Йуна Габриэля! Точно это был твой собственный ребенок... Взять его у меня... увезти к себе. И воспитывать год за годом. До тех пор, пока мальчик не стал почти взрослым. (Подозрительно глядя на нее.) Почему, собственно, ты поступила так, Элла? Зачем держала его у себя?

Элла Рентхейм. Я так полюбила его...

Фру Боркман. Больше, чем я, его мать!

Элла Рентхейм (уклончиво). Не знаю... К тому же Эрхарт в детстве был таким слабеньким.

Фру Боркман. Эрхарт - слабеньким!

Элла Рентхейм. Да, во всяком случае, мне так казалось... тогда. А ты ведь знаешь, климат там, на западном берегу, гораздо мягче здешнего.