Юля - [11]

— Не лезь в воду, — прикрикнула Юля, — а то запру в хате, не выпущу во двор.

Сказала так и подумала, что все равно он не послушается ее, будет ходить по воде — ребенок ведь. Она и сама, когда была маленькой, после паводка или грозы любила бегать по лужам, не раз так забрызгивалась, что на ее платье не было сухого места. Подумала, что напрасно часто кричит на сына, хочет видеть его «взрослым», забывает, что он еще дитя горькое. И засмеялась от радости при мысли, что у нее есть сын, Петька, такой хороший мальчик, трудно даже представить, как можно было бы жить без него.

Когда разрезали полено, мать держала пилу, а Юля положила на козлы несколько тонких березок.

— Напилим на завтрашний день и больше сегодня пилить не будем, — сказала Наталья, — схожу в Малышки, расспрошу кое–кого и куплю сена.

Юля промолчала, ей очень не хотелось откладывать начатое, лучше бы распилить все эти бревна' сразу: она не любила оставлять работу незаконченной. Но знала, что матери действительно надо сходить в соседнюю деревню, потому что сено кончается, скоро нечем будет кормить корову. Тянула на себя пилу и задумчиво смотрела на старые козлы, на березовое бревно, на опилки, сыпавшиеся под ноги и пахнувшие сыростью и березовым соком.

…Владимир Семенович, когда вчера пришел ужинать, принес ей флакончик духов, просил разрешения проводить ее до дома. Она решительно отказала ему, и он совсем растерялся, смутился — очень несмелый, нерешительный, он стыдился даже сказать о своих чувствах. Словно восемнадцатилетний… Юля невольно пожалела его: такой он слабый, беспомощный.

Вспомнила она и вчерашний разговор с директором здешнего совхоза и председателем сельпо. Они уговаривали ее оставить школьную столовую, когда закончится учебный год, и стать заведующей совхозной столовой, которая вот–вот должна открыться. Мол, рады будут взять ее заведующей, так как она имеет специальное образование, она свой, здешний человек, у нее будет большая зарплата, и шутили еще: сюда станут приезжать и кормиться в столовой много людей со стороны, и среди них, возможно, найдется и для нее жених.

Юля сказала им, что, наверное, согласится принять новую столовую. Там ей будет легче работать и материально выгоднее, думала она сейчас. Как–нибудь все устроится, успокаивала себя. И сама не пропадет, и сына вырастит. На хорошей работе получит неплохую копейку, приходя домой по вечерам, не будет видеть пьяного мужа, слышать его крик или волноваться — ждать ли его сегодня домой? Не будет думать, что он сидит у другой. Пусть живет, как хочет, если пошел по собачьей тропке, она не будет больше переживать, тревожиться, знает теперь, что его нет и он не нужен ей, пусть делает, что хочет там, далеко от дома…

— Ну, хватит, — сказала мать, когда они перепилили почти половину березовых бревен, и понесла пилу в дровяной сарай.

Юля пошла вслед за матерью — взять топор. Вернулась с топором и хотела подкатить ближе к дровам колоду, толстую и изрубленную сверху. Но колода вмерзла в снег, ее не удалось даже стронуть с места, и Юля начала носить поленья к колоде и колоть их.

Ровное полено кололось легко, надо было только суметь ударить по его середине. Когда это не удавалось, отрубались щепки. От комлей тупой, щербатый топор отскакивал. Юля пыталась загнать в комель острие, потом поднять его и ударить обухом по колоде, но все равно комлей расколоть не могла. К тому же топор начал спадать с топорища: железный клин выскочил из него и затерялся где–то в снегу или в щепках.

Мельком Юля взглянула на соседнюю хату: со двора вышел хозяин, Степан, ногой потрогал бревна, лежавшие за его хлевом. Увидел ее, поздоровался, но не подошел. Вот уже сколько времени он старается не попадаться ей на глаза…

Можно было попросить его, соседа, мужчину, наточить тупой топор бруском или напильником и хорошенько насадить на топорище. Но Юля не хотела не только просить об этом, но и говорить с ним. Хотя и знала — если бы попросила, он сразу согласился бы помочь, мог бы дать свой топор, улыбался бы ей, может, только смущенно избегал бы ее взгляда.

Эта отчужденность, неприязнь между ними началась прошлой осенью. До того времени они разговаривали, заходили друг к другу. Степан, почти ее сверстник, всего года на два постарше, живя рядом, часто сам приходил помочь расколоть толстое, суковатое полено, распахать картофельное поле или отнести в погреб полные мешки с овощами. Частенько заходил вечерком, особенно зимой, один или с женой, посидеть, поговорить, приглашал на крестины или на свеженинку, его тоже приглашали. Жили, казалось, дружно, мирились, хотя и случались порой нелады — то свинья заберется в огород, то куры разгребут грядки.

Дружно жили до прошлой осени, когда Наталья попросила его поправить часть изгороди — выкопать старые столбы, поставить новые и загородить.

Лесник Микола сам привез им два сосновых бревна на столбы, полвоза жердей. Пилить бревна и ставить столбы помогала Степану Юля.

Степан, отец троих детей, но известный в деревне бабник, из–за чего жена не раз бросала его и била его любовницам окна, все время шутил с Юлей, подтрунивал над ней.