Юлия - [4]

— Мне-то пишет, а вот Севастице, паршивец, не пишет.

— Милые бранятся — только тешатся, — сказал Раду, утешая старика.

— Вот ты бы написала и спросила, — заерзал мош Тудосе на стуле. — Разве так можно поступать с девушкой? Ведь они и до армии гуляли, потом переписывались. Девка ждала. А теперь что? Вот-вот демобилизация, и на тебе! Она-то еще здоровается с нами, а родители… — Старик вскочил и начал размахивать руками. — Такой забор поднял сосед Северин между нашими дворами, что и макушки не видать! За одну ночь!

— Все будет хорошо, — сказал Раду, переодеваясь в рабочую одежду.

— Думал, что хоть этот останется возле меня. Хоть кружку воды па старости лет будет кому подать, — никак не мог успокоиться старик. — Остальных-то но полгода не слышу, не вижу. Говорят, и моих парией уважают. Там… Где-то… А кто об этом знает? Вот ты, Раду, молодец. При отце остался. А уж как он гордился тобой!

Бригадир! Уважаемый человек в селе. Твой отец умер спокойно. И глаза ему было кому прикрыть. А умрем мы с Килииой…

Мош Тудосе устало садится.

— Рано об этом думать, мош Тудосе, — упрекнула его Юлия.

— Оно верно, всяк умрет, когда смерть придет, — согласился старик.

— Свадьбу сыграем, хоть первую куматрию справите, а уж потом и о смерти думать, — сказал Раду.

— Поздновато нам бог послал Нелу, а то я бы сейчас был спокоен, как и другие старики.

— Дети — всегда радость, — улыбнулась Юлия.

— Радость-то радость, а получается, что нам от них больше горя. И очень хорошо, что у вас их нету! — опять спрыгнув со стула, заключил мош Тудосе.

Раду и Юлия промолчали. Мош Тудосе, сообразив, что не то сказал, насупился и тоже замолчал.

…Во дворе мош Тудосе торопит Раду:

— Председатель сказал, чтобы ты явился срочно!

— Идем, идем… — откликнулся Раду из комнаты.

Юлия также вышла проводить гостя.

Старик стоял посреди двора и смотрел на башню.

— Что, племянник лестницу задумал на небо строить? — обратился ои к Юлии.

— Сколько раз вам говорить, дядя Тудосе, — башня это, башня! — вступилась она за мужа.

— Вот видишь, уже забыл! — начал оправдываться старик. — Даст бог, достроите. Конечно, человек, если что задумал, так непременно сделает. Особенно, если он нашего рода, Царэлунгэ. Царэлунгэ — это значит вечная страна…

Старик опять вспомнил про сына.

— Ох, боюсь, кабы чего не выкинул он там.

— Я думаю, помирится он с Севастицей, — сказала Юлия.

— Пока ничего худого не случилось, напиши-ка ему письмо, мол, старик твои больной, пускай на побывку едет! Я ему тут вправлю мозги! Не могу больше этот забор видеть! Подумать только! На войне вместе были, голодали, мерзли, в разведку ходили, последнюю краюху делили, а теперь — пожалуйста! Раньше-то прямо с порога здоровались, а уж сколько мы ведер вица выпили с соседом! Все обдумывали да обсуждали, как и что.

— Непременно напишу. Только вот о том, что вы болеете, не стану писать. Зачем парня пугать? Не ровен час, беду накличем.

— Пиши, как знаешь, — согласился старик.

Из дома вышел Раду, и мужчины пошли к воротам. Послышался лай собаки и скрип открываемой калитки. Во двор вошла Вера с чемоданом и зонтиком в руках.

— Добрый вечер, — поздоровалась она.

Какое-то время, не отвечая на приветствие, все смотрели друг на друга. Первым прервал молчание мош Тудосе.

— К вам, — предположил он, обращаясь к Раду.

— Юлия, к тебе пришли! крикнул Раду, снова направляясь к воротам.

— Это не ко мне одной, это к нам, Раду! — сказала Юлия радостно, выходя девушке навстречу. — Проходи, Вера, проходи. Мы как раз о тебе говорили. Ждали тебя…

— Как?! — спросил Раду жену с возмущением. — Это и есть?

— Это и есть наша новая медсестра, — ответила она.

Гостья сделала несколько шагов навстречу Раду, протянула руку. Юлия, увидев, что Раду стоит в каком-то оцепенении, почти торжественно добавила:

— Она будет жить у нас. Мы с мужем все обговорили.

— Но, Юлия, — переминаясь с ноги на ногу, сказал Раду, — разве я шел когда-нибудь против твоей воли?..

Раду ушел, а мош Тудосе почему-то задержался. Он стоял у калитки, то открывая, то закрывая ее.

— Да. Я что-то еще хотел спросить… Нет, забыл, — улыбнулся он Юлии.

Еще раз оценивающе посмотрел на Веру и поковылял по дороге вслед за Раду.

Стол на веранде уже был накрыт. Вошел Раду и по укоренившейся привычке сразу сел за стол. Он принялся за еду, уткнувшись в тарелку, не замечая, как Юлия подвела к столу смущенную Веру, усадила ее. Села и сама. Раду замирает с поднесенной ко рту ложкой: напротив него сидит Вера, та самая девушка, которую Юлия без его согласия привела в дом. Раду ради приличия съел еще несколько ложек и встал.

— Я, пожалуй, сыт. Перехватил в бригаде, — сказал он, уходя в дом.

Возле дома Юлия и Вера собирали с деревьев крупные желтые груши. Рядом красовалось дерево, усыпанное айвой. А дальше — виноградник.

Вера внесла на веранду полную корзину с фруктами. За ней вошел молодой человек, одетый по-спортивному, с сумкой через плечо. Обернувшись, Вера испуганно отступила.

— Привет! — широко улыбнулся он. — Полстраны объездил, но отыскал.

Вера уже овладела собой: испуг на ее лице сменился холодностью, хотя было видно, что она взволнована. Парень подошел, поцеловал ее в щеку. Вера стояла неподвижно.