Юлий Цезарь - [4]

Ничем, пожалуй, в интересующем нас плане не отличается от только что рассмотренных речей и выступление Цицерона (в 45 г.) в защиту галатского царя Дейотара, обвиненного его же приближенными в покушении на жизнь Цезаря. Цицерон не только защищал Дейотара от этого обвинения, но и пытался доказать, путем применения различных хитроумных силлогизмов, что Дейотар стал помпеянцем лишь по недоразумению. В результате его выступления дело Дейотара было прекращено.

Итак, публичные выступления Цицерона, так сказать, официальная часть его литературного наследия, доносят до нас совсем иной облик Цезаря. Если бы мы имели в своем распоряжении только этот материал, то могли бы сказать, что Цицерон считал Цезаря выдающимся полководцем, мудрым государственным деятелем и реформатором, человеком редкого великодушия, который даже гражданскую войну вел скорее вынужденно, только для того, чтобы «отразить бесчестие» и защитить свои права, свое достоинство.

На самом же деле Цицерон никогда так не считал и не думал. После смерти Цезаря он получил наконец возможность выражать свое к нему отношение вполне нелицеприятно. Поэтому он и не стремится скрыть явное одобрение и даже радость по поводу мартовских ид. Если его что — то и беспокоит, то только то, что приходится «опасаться побежденных», что «Тиран пал, но тирания живет», или, говоря другими словами, Цицерон не без оснований опасается возрождения режима диктатуры, который им всегда и расценивается как тиранический. Что касается самого Цезаря, то он теперь именуется не иначе как «тиран» или «царь» (rex). Интересно отметить, что подобная характеристика встречается уже не только в письмах Цицерона, ока переходит и в «официальную часть» его наследия. Так, трактат «Об обязанностях» — последнее крупное произведение Цицерона — имеет определенную антицезарианскую направленность.

В самом начале трактата подчеркивается, что слова Энния «нет священной общности, нет и верности при власти царской» убедительно доказаны примером Цезаря, который ради своего господства и первенствующего положения преступил «все божеские и человеческие законы». Во второй книге трактата Цезарь постоянно называется тираном, поправшим законы и свободу, гибель его вполне заслуженна; в некотором отношении он даже хуже Суллы, ибо вел войну — как выясняется, в полном противоречии с недавними утверждениями самого же Цицерона! — по несправедливой и недопустимой причине, а после своей отвратительной победы разорил целые общины.

Характеристики Цицерона и его оценки личности Цезаря после его смерти помимо своей определенности обладают еще одной особенностью. Они становятся явно ретроспективными, они основаны на каких — то итоговых заключениях, и потому в них неизбежно проступает некий налет телеологизма. Уже в первой «Филиппике», сравнивая Марка Антония с Цезарем — и, кстати, не в пользу нового кандидата в диктаторы, — Цицерон говорит, что, «замыслив царствовать», Цезарь затем «с великим трудом, ценой многих опасностей осуществил то, что некогда задумал». В пятой «Филиппике» еще более определенно подчеркивается стремление Цезаря к единоличной власти с самых юных лет.

Поэтому, вероятно, прав Плутарх, утверждавший, что Цицерон был первым, кто начал высказывать и распространять подобную точку зрения. Во всех помыслах и образе действий Цезаря, уверял Цицерон, он якобы с давних пор усматривал его тиранические намерения. «Но когда я вижу, — добавлял он, — как тщательно уложены его волосы и как он почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя». С другой стороны, Цицерон, оказывается, все же точно знал, когда и что Цезарем было задумано и даже осуществлено: «Цезарь, став консулом, утвердился в той царской власти, о которой он помышлял, еще будучи эдилом».

Плутарх и Светоний не объясняют, когда именно эти соображения были высказаны Цицероном, но поскольку сходные высказывания в «Филиппиках» датируются вполне точно, то есть основания предполагать, что Цицерон изъявлял свое мнение столь смело и определенно уже после мартовских событий 44 г.

Итак, мы сталкиваемся еще с одним вариантом образа Цезаря. Он отличается от первого из известных нам тем, что Цезарь теперь не просто погубитель rеs publica, тиран и узурпатор, а коварная, роковая фигура, человек, который злоумышлял против государства и стремился к захвату власти чуть ли не с детских лет. Таким образом, и сам тиран и главным образом борьба против тирании приобретают некое провиденциальное значение.

Чем же объяснить столь широкий у Цицерона диапазон оценок, «богатство» и «разнообразие» характеристик? Несомненно, это объясняется в первую очередь особенностями личности знаменитого оратора. Известно, что между Цицероном писем и Цицероном речей и трактатов — дистанция огромного размера, та самая дистанция, которая в свое время так болезненно разочаровала, почти травмировала одного из самых первых и самых восторженных его почитателей — Петрарку. Не менее хорошо известно — и не только в случае с Цезарем, — что Цицерон не столь уже редко думал одно, говорил другое, а его многолетняя адвокатская практика, как и практика политических интриг, дала ему огромный опыт и умение наводить, по его же собственным словам, «тень на ясный день».