Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство - [32]

Описанные нами диалектические оппозиции, характеризуют антитрадиционный этап «упадка Запада», антихристианский этап. Оставался второй этап инволюции, контр — христианский, отражение всеобщей концепции контр — традиции. Экзотерическо — религиозные следы христианской традиции (вера, ритуал, церковная иерархия), которые на предыдущем этапе активно участвовали в диалектическом обсуждении, в нынешнее время почти исчезли. Эта дискуссия, как правило, ограничена борьбой, которая противопоставляет антитрадиционному материализму с его псевдо — духовностью — Традицию. Лучший способ исключить Католическую Церковь из этого обсуждения — это, очевидно, действовать с помощью проникновения разрушительных элементов внутрь её развития, подталкивая к контр — традиции. Реакция фундаменталистов должна рассматриваться с интересом. Однако, примечательно, что она не ограничивается лишь защитой литургии, экзотерической проповеди от «поддержания порядка» до исключительности, что, благодаря нелепости аджорнаменто, принимает форму экуменизма, даже анагогии. Фундаментализм способен избавиться от этих дефектов, не подвергаясь риску быть «традиционным» в «горизонтальном» и социологическом смысле этого термина, и оказаться в диалектическом конфликте с современностью дополнительным звеном в цепи ложных альтернатив.

Только конфликт между псевдо — универсализмом на его контр — традиционном этапе и истинной универсальной Традицией может и должен закончиться победой одного из противников. Другие, так называемые альтернативы, ведут ни к чему иному, как к увеличению «кризиса современного мира», не предоставляя и тени его решения. «Дифференциализм», поддерживаемый «правыми», представляет собой идеологию, способствующую чувству удовлетворения от пребывания в современном нигилистическом хаосе, стараясь дать ему онтологическое оправдание. Более положительной может быть борьба некоторых «левых» революционеров, которые, по крайней мере, понимают бессмысленность современного мира и хотят, с благими намерениями, заменить его на утопию, единственный недостаток которой в том, что она является только карикатурой на истинную утопию. Настоящий революционер, прежде всего, борется под вдохновением «мобилизирующего мифа», который есть не что иное, как миф о Золотом веке, состоянии изначального единства, о котором все традиции сохранили живую память, и с которым, за пределами свидетельств Кали — юги и агонии нынешнего цикла, христианство связывает возрождение совершенного человечества. Это также относится и к правым, чей политический идеал органичности, интеграции различий и преодоления конфликтов является отражением изначального Единства, гарантирующего Мир и Справедливость.

Несомненно, правые революционеры — не обязательно христиане. Утверждать подобное с нашей стороны равносильно тому, чтобы впасть в критерий нетерпимости и отречься от нашего идеала анагогического экуменизма. Но христианство живёт в своей экзотерической форме в подавляющем большинстве европейцев. Новое открытие и переосмысление его эзотерического измерения способно заложить основу европейской революции традиционного направления, с большей безопасностью, мы полагаем, что возможен гипотетический союз с экстра — европейскими традициями или, в зависимости от обстоятельств, реконверсия в языческую, греко — римскую или северо — германскую духовность, с чьими внешними аспектами мы уже знакомы. Очевидно, за исключением случаев, когда выбор дохристианской традиции идёт рука об руку с сугубо внешними поисками реализации. Наиболее красноречивым примером этого является переход Рене Генона в ислам. Но подобно тому, как Генон стал мусульманином, имея традиционный взгляд, новой революционной европейской элите нужно стать христианской для того, чтобы успешно противостоять псевдо — универсализму левых. Вот почему всем тем, кто любят говорить о «правых», следует, по крайней мере, ознакомиться с книгами Эволы и Генона, которые послужили основой для этого исследования и скромного комментария, возможно, в некоторой степени субъективного. Если это так, пусть простят нас читатели, которые следовали за нами до сих пор.

Париж, 12 сентября 1978 года.