Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [444]
Сразу же после очередных косовских событий сербские власти снова попыталось поднять вопрос об изменениях в конституции 1974 г., вернуться к тем проблемам, которые затрагивались еще в «Голубой книге». Однако оппоненты Сербии в югославском руководстве из других республик любую подобную попытку трактовали как возвращение к централизму, этатизму и бюрократизму. Конфликт между сербами и албанцами в Косове вырастал в конфликт между теми, кто отстаивал конституцию 1974 г. («уставобранители») и теми, кто выступал за его изменение («уставореформа-торы»). Первых было больше в Сербии, вторых – в Словении и Хорватии. Постепенно этот конфликт перерастал в конфликт между сербами, с одной стороны, и словенцами и хорватами, с другой.
Элементы национального все больше примешивались к идеологическим. Для югославского государства национальный вопрос всегда был острым. Но если раньше, в период между двумя мировыми войнами или во время так называемого «массового движения» (Хорватской весны), в нем доминировал хорватский вопрос, то с 1974 г., с принятием последней конституции СФРЮ на первое место вышел сербский вопрос. Изменения в этой конституции были другими республиками заблокированы. Отсутствие правового способа решения проблемы не могло не вызвать постепенной радикализации сербских настроений.
В первой половине 1980-х годов в публицистике, в художественной и научной литературе поднялась волна критики существовавшего порядка. Критике подвергались уже не отдельные перегибы, а югославский самоуправленческий социализм в целом, представавший фактически как разновидность сталинизма. Стала появляться и критика самого Тито. Причем процесс демократизации захватил в основном Белград, в то время как Загреб выглядел оплотом догматизма>46.
При всех различиях «нормализация» в Хорватии напоминала известный процесс «нормализации» в Чехословакии после событий 1968 г. Как отмечает Г.Я. Ильина, «после жесткого разгона в 1971 г. национального движения время демонстраций и бурных дискуссий сменилось временем страха и безнадежности». Правда, и в Хорватии после смерти Тито «наступает некоторое ослабление идеологического давления»>47.
В Сербии же развивались процессы, сходные в чем-то с советской перестройкой. Катализатором деятельности сербских оппозиционных интеллектуалов стало запрещение книги «Шерстяные времена» Гойко Джого в апреле 1981 г. В стихах поэт замахнулся на самого Тито. Так, в стихотворении «Овидий в Томах» Джого писал: «Кто жил в его время/ Отмечал день его рождения/ Я не жил в его время/ Я призывал его конец»>48. В другом стихотворении «Гадюка на площади Республики» поэт фактически сравнил Тито со «старой крысой с Дединья»>49.
Арест Джого вызвал волну протестов сербской интеллигенции, коллективных писем в его защиту и «вечеров солидарности». Эти акции переросли в протест против экономического положения, политического и конституционного устройства, недостатка политических свобод, несвободных СМИ и т. п. В мае 1982 г. в Объединении сербских писателей был сформирован Комитет по защите художественного творчества. Этот комитет быстро превратился в символ демократического протеста против режима>50.
В сербской литературе освещались многие закрытые ранее темы. Так, во второй книги трилогии Антония Исаковича «Мгновения II» поднималась тема репрессий, в частности, речь шла о концентрационном лагере на Голи-Отоке (Голом Острове)[123]. В романах Данко Поповича «Книга о Милутине» и Бука Драшковича «Нож», в сборнике рассказов Йована Радуловича «Голубиная яма» и других произведениях затрагивались темы – четнического движения и геноцида сербов в Независимом государстве Хорватии>51. Табу-темы появились и на страницах произведений литераторов из других республик. Среди первых из них – романы хорвата Степана Чуича «Орден» и словенца Бранко Хофмана «Ночь до утра». Тогда же свой знаменитый фильм «Папа в командировке», затрагивавший события 1948 г., снял известный кинорежиссер из Боснии Эмир Кустурица.
В критике режима и всего коммунистического прошлого и настоящего участвовали ученые-обществоведы, прежде всего из сотрудничавших ранее с известным общеюгославским журналом «Праксис», который выходил в свет с 1964 по 1975 г. Более активными и здесь были сербы: философы Любомир Тадич и Михайло Маркович, экономист Коста Михайлович, юристы Воислав Коштуница и Коста Чавошки. Двое последних были авторами работы «Партийный плюрализм или монизм», в которой оспаривалась легитимность прихода коммунистов к власти в Югославии и установление ими однопартийной системы. За свои взгляды ученые были изгнаны из Белградского университета, а Чавошки еще и осужден не пять месяцев. Особую роль сыграла в тот период и книга сербского историка Веселина Джуретича «Союзники и югославская военная драма», в которой четники первый раз в научной литературе были показаны как антифашистская сила. За эту книгу Джуретич был исключен из СКЮ>52.
Постепенно рушились основные мифы социалистической Югославии. Партизаны уже не воспринимались как единственная антифашистская сила в годы войны, а сама Югославия – как государство, создавшее совершенно иной тип социализма. Признавалось, что революция в Югославии свершилась по большевистскому образцу и даже после 1948 г. с местными действительными или мнимыми сталинистами обращались сталинскими же методами. Чуть позже А. Исакович потребовал такого же пересмотра личности Тито, как это было после смерти Сталина или Мао, а Л. Тадич заявил, что, оспорив догму о непогрешимости своего бывшего верховного авторитета Сталина, Союз коммунистов Югославии сам от этих догм не отрешился, но только их национализировал
