Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [16]

.

Кульминацией далеко зашедшего «спора о приоритете» стали роспуск скупщины и объявление новых выборов. Пашич подал в отставку, но король, после консультаций с оппозицией, 29 мая 1914 г. возвратил ему мандат на власть – для их организации. А 11 июня обнародовал указ о перенесении монарших прерогатив на престолонаследника Александра, «в связи с болезнью». Что фактически явилось его скрытым отречением.

Решающую роль в таком разрешении кризиса сыграл российский посланник Н.Г. Гартвиг. Именно он настойчиво рекомендовал монарху оставить Пашича у власти. Тот подчинился, не желая противостоять России, и дипломатично удалился в политическую тень, не сумев выполнить данного военным обещания. Как видим, в борьбе с «Черной рукой» – этим мощнейшим антиконституционным участником сербской политики – «парламентский» режим формально устоял, но… при поддержке другой нелигитимной силы – российской императорской миссии. Что, впрочем, было характерно для всей истории независимой Сербии, на протяжении которой, по дефиниции С. Йовановича, Петербург и Вена «являлись такими же факторами нашей политической жизни, как и „домашние“ партии»¹³¹.

А, тем временем, начиналась новая предвыборная кампания – увы, всего за две недели до выстрела в Сараево…

Внешняя политика Сербии в 1903–1914 гг. «Человек вечной войны». 1903 год, как уже отмечалось, стал водоразделом в международной политике Сербии. Устранив австрофилов Обреновичей и добившись «демократизации» внутреннего порядка, новым властям предстояло «переложить руль» и заняться делами национальными – чем реанимировалась «прадедовская задача сербского освобождения и объединения»¹³², оказавшаяся на время в тени. Ее решение стало основным смыслом всей политической деятельности Радикальной партии и ее лидера Николы Пашича.

О «смене вех» высказался и сам Пашич в разговоре с влиятельным священником из города Ужице, радикальным ветераном Миланом Джуричем вскоре после переворота. «Вот, Никола, мы завершили все дела – завоевали свободу, гарантировали влияние Народной скупщине, посадили на престол короля Петра. А сейчас мы можем отойти в сторону и провести остаток жизни в спокойствии», – подводил итог борьбе с Обреновичами поп Джурич. «Э, нет, – последовал ответ, – все, что мы сделали, само по себе еще ничего не значит. Это только предпосылка для нашего самого главного и грандиозного дела – национального освобождения и объединения. И теперь мы должны целиком посвятить себя ему»¹³³. Такой «поворот» был сделан, а значит – приоритетами в государственной политике становились задачи внешнеполитического, психологического и технического обеспечения сербских национальных амбиций; подготовки страны к маячившим пока в отдалении решающим событиям. А в том, что они грядут, сомнений у Пашича не было никогда.

Важнейшим же внутренним смыслом «поворота» оказался решительный переход к русофильству в политике, что органично корреспондировало с ее новой национальной парадигмой. Еще в далеком 1887 г., в письме соратнику, Пашич расставил все нужные акценты: «Боснию и Герцеговину, а также другие сербские земли в Австро-Венгрии, мы не сможем вернуть самостоятельно, т. е. без помощи России, но Македонию мы в состоянии спасти для Сербии и без военного содействия России»¹³⁴. В конечном итоге, так и случилось…

Приход к власти в Сербии пророссийски ориентированных элементов не мог не привести к ухудшению ее отношений с Австро-Венгрией, которая крупно обманулась, сделав ставку на короля Петра, не игравшего, повторим, заметной политической роли. В ответ, со стороны Вены последовала настоящая (хотя и явно запоздалая) «газетная» атака с жесткой критикой Белграда по поводу Майского переворота. И уже в сентябре 1903 г. посланник К.Думба констатировал в одном из донесений, что ситуация в сербоавстрийских отношениях «настолько плоха, насколько это может быть»¹³⁵.

Новые сербские власти пытались эмансипироваться от тесной опеки Дунайской монархии двумя путями. С одной стороны, Белград активизировал свои отношения с соседями и, в частности, с Болгарией, пойдя на заключение с ней в 1905 г. секретного таможенного союза (что было своеобразным прологом Балканского союза 1912 г.). Это стало для Вены, дотоле практически полностью контролировавшей внешнюю торговлю Сербии, полнейшей неожиданностью. Она приняла меры, пригрозив распространением своего ветеринарного законодательства на сербский скот – основу экспорта страны. То было давней и проверенной практикой; не зря же говорилось: чтобы победить Сербию, «Австрии надобно всего лишь мобилизовать своих ветеринаров». И… угроза возымела действие – в марте 1906 г. правительство Н. Пашича смягчило свою позицию, отодвигая на второй план положения таможенного союза с Болгарией и стимулируя переговоры с Веной о заключении торгового договора¹³⁶. Такую «покладистость» можно объяснить и тем обстоятельством, что именно тогда Россия, потерпев поражение в Японской войне и пребывая в состоянии внутренней смуты, ослабила свое присутствие на Балканах.

Но в этот самый момент новая проблема осложнила австро-сербские отношения. Яблоком раздора явился крупный заказ на артиллерийские орудия, который Белград разместил во Франции, а не (как всегда ранее) в Чехии. Пытаясь удержать Сербию под контролем, Австро-Венгрия оказывала на нее сильнейшее давление с целью обеспечить размещение заказа на собственных заводах, угрожая при негативном ответе закрытием венгеро-сербской границы. Пашич – глава кабинета, инициировавшего вопрос о закупке пушек, – без колебаний ответил отказом