Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [104]

И, как полагал тот же очевидец, занимавший в годы Первой мировой войны ответственный пост в здании на Певческом мосту, «вся последующая трагическая и драматическая эпопея сербской армии, прошедшей с огромными потерями через Албанию, все ужасы голода и истощения, занятие Сербии неприятельскими войсками – все это, несомненно, последствия несчастного решения Сазонова воспрепятствовать нападению Сербии на Болгарию»⁴⁸. Тяжелейшее отступление, которое народ прозвал «Сербской Голгофой», завершилось в начале 1916 г., когда остатки армии, вместе с тысячами беженцев, были эвакуированы с албанского побережья на остров Корфу, ставший отныне резиденцией сербского правительства.

Подлинное – т. е. когда уже нечего требовать – отношение западных союзников к Сербии особо наглядно проявилось как раз во время арьергардных боев сербов на двух фронтах. Все просьбы сербского руководства о помощи остались гласом вопиющего в пустыне. Реальной поддержки не последовало. И, действительно, зачем ее оказывать – как заметил еще в начале войны британский посол в Париже лорд Берти, «сербский вопрос не таков, чтобы сражаться из-за него»⁴⁹. Тот же Ллойд Джордж констатировал: «Сербия была оставлена союзниками на произвол судьбы»⁵⁰.

Но наибольший цинизм во время «Сербской Голгофы» в отношении гибнущих сербов проявили «новые друзья» – итальянцы, которые, как мы помним, желали «получить гарантию, что Сербия будет вместе с Италией продолжать войну против Австро-Венгрии вплоть до ее гибели». Так вот, когда обескровленные остатки сербской армии появились на албанском побережье, то обещанной итальянскими «союзниками» продовольственной помощи и кораблей для эвакуации не было. Мало того, Консульта откровенно оттягивала их предоставление⁵¹. И это – когда австро-венгерские войска, после капитуляции Черногории, стремительно настигали сербов. В январе 1916 г. генерал Жозеф Жоффр писал Аристиду Бриану, что «препятствия всякого рода, чинимые итальянским правительством эвакуации сербских войск, могут привести к потери части этой армии»⁵². Не того ли в тайне и желали в Риме, полагая ее опасной для своих интересов в Албании и Далмации? Так, по крайней мере, рассуждал сербский посланник в Петрограде Мирослав Спалайкович⁵³. А генерал Пиарон де Мондезир на полном серьезе поинтересовался у генерала Бертолли: «Ваше превосходительство, объясните – вы за сербов или против них»⁵⁴.

Ситуация складывалась катастрофическая, и тогда 5 января генерал М.В. Алексеев подал Николаю II записку: «Сербский военный агент сейчас передал мне телеграмму». Она «хорошо характеризует положение остатков сербской армии и отношение к ним Италии, затаенные мысли этой державы, объясняющие ее действия. Дипломатия Согласия бессильна что-либо сделать, чем-либо помочь. Спасти доблестные остатки сербской армии, которая еще сослужит великую службу Союзу, может только державное, настойчивое слово Вашего Императорского Величества президенту Французской республики и английскому королю. Гибель сербских солдат ляжет позором на Францию и Англию, в руках коих были все средства, но не было желания, или было много веры в одного из союзников – Италию, который этой веры не заслуживал»⁵⁵.

Такое «державное и настойчивое слово» императора (причем, не без скрытой угрозы) прозвучало и положило-таки конец столь откровенному рецидиву «священного эгоизма»[81] – итальянские и другие союзные корабли начали перевозить сербов на Корфу⁵⁶…

Здесь снова остановимся и постараемся обобщить сказанное.

Итак, в 1915 г. союзники, вместе с Сербией, потеряли Балканы. Историография СССР упрекала за то «крайнего шовиниста» Н. Пашича, который сорвал все усилия по вовлечению в войну Болгарии (профессор Ф.И. Нотович)⁵⁷. Современная отечественная литература гораздо более взвешенна. «Предполагаемая комбинация была для Сербии неприемлемой, а потому и мертворожденной»⁵⁸, – совершенно справедливо утверждает профессор В.Н. Виноградов. И соответственно – «антантовская дипломатия безнадежно запуталась в межбалканских противоречиях и выглядела пассивной, будучи не в силах сдвинуться с мертвой точки»⁵⁹. Именно она и есть главный виновник поражения. Но спрашивается, был ли хоть какой-нибудь выход из тупика? Думается, что все-таки был. И находился он в прямой связи с югославянской программой сербского правительства, точнее – с возможностью ее реализации.

Сама же эта программа, по крайней мере в первый период войны, носила более геополитический, чем идеологический характер и была тесно связана с «македонским вопросом». До тех пор, пока у сербского руководства теплилась надежда на то, что при определении дальнейшей судьбы югославянских территорий Австро-Венгрии (прежде всего побережья) союзники учтут интересы Сербии, оно было готово пойти навстречу настойчивым просьбам из Лондона, Парижа и Петрограда и уступить часть Македонии Болгарии. Но как только римский кабинет выдвинул претензии почти на все восточноадриатическое побережье, и, что самое главное, Антанта в Лондонском договоре с ним согласилась, сербское правительство резко изменило ориентацию и дезавуировало свои прежние обещания. «Мы выбираем Македонию!» – стало лозунгом его новой линии, с которой оно не свернуло вплоть до трагических дней октября 1915 г. Югославянская программа на время потеряла для него свою актуальность. Мотивы столь радикального поворота от готовности территориального «обмена» к ставке на сохранение status-quo лежали в сфере геополитики. Как инструктировал Пашич своих диппредставителей за границей в июне 1915 г., согласие на передачу Македонии в настоящий момент чревато тем, что «для нас был бы закрыт путь в Салоники…. и в этих условиях любое болгароитальянское соглашение легко могло бы лишить нас свободного выхода к морю и контакта с другими народами»