Юг в огне - [16]

Прохору было неудобно. Могли еще подумать, что он следил за ними и подслушивал.

— Шел на заседание полкового комитета, — сконфуженно улыбаясь, проговорил он, — да вот на вас наткнулся…

— Вроде как бы дорога-то в штаб полка не тут, — иронически сказал кто-то из казаков.

Кто-то хихикнул:

— А может ему, как члену полкового комитета, обход леса надобно сделать?

Послышался смешок. Прохор густо побагровел.

— Да вы что, ай очумели? — гневно выкрикнул он. — Неужто думаете, что я вас подслеживал?.. Да на кой мне это дело сдалось? Что я, ай жандарм?

— Бросьте, товарищи! — сказал вахмистр Востропятов. — Ермаков парень наш. А ты, Ермаков, не горячись, — затаптывая окурок, миролюбиво проговорил он. — Никто тебя ни в чем не подозревает. Секретов у нас никаких нету. Бояться нам тебя нечего… Собрались мы тут, казаки и солдаты, сочувствующие большевистской партии. А вот товарищ Востриков, кивнул он на стоявшего в кругу солдат и казаков молодого унтер-офицера, нам тут разъясняет кое-что… Ежели есть желание, то садись, послушай.

— С большой бы охотой, — сказал Прохор. — Да надо идти, а то могу запоздать на заседание полкового комитета. Ежели б другой раз, то с удовольствием. Мне дюже желательно послушать о Ленине.

— Ну, что же, приходите в другой раз, — произнес Востриков. — Вам тогда товарищи скажут.

— Ладно, приду, — согласился Прохор. — А покуда до свидания.

— Погоди, Ермаков, — привставая с сена, проговорил высокий, скуластый, широкогрудый казак с бородкой и огромным всклокоченным чубом, торчавшим из-под сбитой набекрень серой папахи. — Пойдем вместе, мне тоже надобно беспременно зайти в ваш штаб полка.

— Слушай, Подтелков, — обратился к нему Востропятов, — ты, может, зайдешь завтра ко мне? Есть тут дело с тобой потолковать.

— Приду! Прощевайте, товарищи! — махнул он шапкой.

Прохор был с Подтелковым мало знаком, встречался редко. Но знал, что он служил в шестой лейб-гвардейской казачьей батарее, которая находилась на позиции недалеко от Атаманского полка. Подтелков был статный, красивый казак лет тридцати шести, уроженец с верховья Дона, как слышал Прохор, с хутора Крутовского, Усть-Хоперской станицы.

Подтелков с первых дней войны был на фронте, несколько раз ранен. Среди казаков пользовался большим авторитетом. Ходили слухи, что в 1915 году он, будучи на излечении в Новочеркасском госпитале, устроил какой-то скандал, возмущенный произволом офицерства, за что и был отдан под надзор полиции…

Наступали сумерки, туман стал гуще, и Прохор с Подтелковым шли, как в дыму.

— Как бы нам не заплутать? — промолвил Подтелков.

— Мудреного ничего нет, — отозвался Прохор. — Нам бы лишь перебраться через буерачек, а там уже не собьемся.

С австрийских позиций стала бить артиллерия. Снаряды с воем проносились высоко над головой и где-то в глухом грохоте взрывались далеко в тылу.

— Из дальнобойных бьют, — проронил Подтелков.

— Федор Григорьевич, вот все говорят — Ленин, Ленин, а я, ей-богу, даже и не знаю, кто он такой, — признался Прохор. — Расскажи, что это за человек.

— О-о! — протянул Подтелков. — Это, брат, человек большой, ученый. Всю свою жизнь за справедливость стоит. В царских тюрьмах да ссылках немало был… Закаленный. За границей много годов проживал. Его солдаты уважают, потому как он за народ борьбу ведет… Он создал большевистскую партию. А большевистская, как из всего видно, справедливая партия. — Он помолчал и добавил: — Я это тоже все недавно узнал. Темные еще мы, казаки. Много нам надобно знать… Так вот к нам тут приходят солдаты из ученых да беседы с нами ведут. Одним словом, — засмеялся он, — мозги нам просвещают…

Стало так темно, как будто все вокруг залилось ваксой. Шли на ощупь. С трудом перебрались через овраг.

— Ну, теперь мы не заблудимся, — весело сказал Прохор. — Сейчас и штаб… Скажи, Федор Григорьевич, вот ты говоришь, что партия большевиков справедливая, а ты в нее вступил?

— Пока нет.

— Почему же?

— Это дело серьезное. Пообожду. Да что из того, что я вступлю в нее или нет. Все равно ведь все фронтовики будут большевиками…

VI

Военно-медицинская комиссия признала Виктора ограниченно годным к строевой службе и препроводила в распоряжение ростовского городского воинского начальника для направления в часть на нестроевую должность. Константин Ермаков помог ему устроиться писарем в канцелярию одной из маршевых рот, расположенных в Ростове-на-Дону.

Жил Виктор в казарме за городом. Весь день — с утра до вечера записывал прибывающих из госпиталей и выписывал убывающих на фронт солдат. Работа была скучная, нудная. Только по воскресеньям, когда бывал свободен, принаряжался, прихорашивался и шел к Ермаковым.

Константина Виктор редко заставал дома. Тот бывал или в сотне у казаков, или отправлялся с офицерами в Новочеркасск. Туда он теперь ездил часто по каким-то непонятным делам.

Весь воскресный день. Виктор проводил в обществе Марины и Веры, обедал с ними. Иногда они втроем ходили гулять в городской сад.

Виктору доставляло огромное удовольствие быть вместе с Мариной, которая все больше и больше ему нравилась. Но смущала Вера. Она, совершенно не стесняясь Виктора, позволяла себе делать при нем такие вещи, от которых он густо краснел. Раза два, когда Марина зачем-либо выходила из комнаты, Вера, как бы шутя, садилась к нему на колени и целовала.